чего у многих и после университетов нет, — мудрость.
Участковый инспектор уже ждал Алика недалеко от большого нового дома, стоящего за высоким забором.
— Здоров будешь, Альберт, — приветствовал он коллегу, непривычно называя его полным именем, которое Алик не любил. — Как ночевалось?
— Какой тут сон, Семен Егорыч, — махнул тот рукой. — Не опоздал я? Здравствуйте, — смутился он.
— Не опоздал, парень, не опоздал, — успокоил Ерохин. — Пошли, что ли?
Участковый отворил калитку. Двор не убран от снега, который черной пористой массой застыл вдоль штакетника. От калитки к дому — дощатый тротуар: такой же, но поуже, ведет к насыпной избушке. К ней и направился Семен Егорович, на ходу объясняя напарнику:
— Они времянку снимают у хозяев.
Они — это Бревич и Костерина. Поселились тут около года назад, после того, как отбыли наказание. Живут уединенно, очень скрытны, но между собой дружны. Костерина работает на пилораме, а Бревич — водовоз в горкомхозе, развозит по дальним улицам речную воду хозяйкам для стирки. Утром первого апреля Костерину видели в магазине «Ткани».
Ерохин вежливо постучал по железной ручке двери, потянул ее на себя.
— Можно? — спросил он.
— Входи, — послышалось в ответ.
Ерохин, а за ним и Алик вошли внутрь.
— Что рано так, Семен Егорыч, прибежал? — насмешливо спросил Бревич — высокий, сутуловатый, с частой проседью в густых непричесанных волосах. Алика хозяин, казалось, и не заметил. — Вроде мы с тобой недавно виделись. Соскучился, что ли?
— Здравствуйте, — серьезно ответил участковый. — Где же рано-то? Сам вон встал уже, а хозяйки и вовсе нет.
— На работу хожу я, Семен Егорыч, как ты велел, каждый день. И без опозданий. Перековался.
— Ты бы еще ремесло к своим статям подобрал, — инспектор кивнул на широкие плечи Бревича. — Здоровенный мужик, а воду возишь. Подбери себе работенку, я всегда помогу, вон хоть в леспромхозе. И заработаешь.
— Ты агитировать меня пришел? Или как? — Бревич начинал сердиться, разговор этот, как понял Алик, велся не в первый раз.
— По делу, конечно, по делу, — миролюбиво сказал участковый. — Софья-то твоя где?
— На что тебе она?
— К ней у меня разговор. Зови.
Бревич поднялся из-за стола и раздраженно бросил:
— Нету ее, на работе.
— Ну? В восемь утра? На пилораме с девяти начинают. Что-то я за Софьей такого рвения не замечал, чтобы она за час до работы прибегала. Ты меня знаешь, я ведь отсюда туда направлюсь. Ну и не тяни. Видишь, из розыска парень со мной, некогда ему, — Ерохин говорил укоризненно, спокойно.
Мужчина тревожно глянул на Алика:
— А уголовке-то Софья зачем?
— Опять зачем да почему! Софья, спрашиваю, где?
Алик решил вмешаться в разговор, понимая, что Бревич не хочет говорить о Костериной.
— Не пугайтесь вы, нам ее обязательно сегодня повидать надо, но ничего пока плохого…
— Пока? — прервал его тот. — Что значит пока? Чего на нас наклепали? Кто?
— Да нам ее помощь нужна. И только! — Богданов миролюбиво смотрел на хозяина. — Мы специально и домой пришли к вам пораньше, чтобы не вызывать, слухов не создавать.
— Приспичило вам — ни раньше, ни позже. — Бревич безнадежно махнул рукой. — Невезучая эта Сонька, прямо беда. Нету ее, уехала вчера.
— Куда?! — одновременно вырвалось у Алика и Ерохина, и оба смутились от такой поспешности. Это опять насторожило Бревича.
— А вот куда — не скажу, — зло отрубил он. — Это ее забота. Я этого не знаю, и вам знать ни к чему.
Богданов хотел возразить, но Ерохин предостерегающе поднял ладонь.
— Ну что ты разбушевался, не пойму я? Не шуми, говори толком. Надолго уехала?
— Уехала не навсегда, вернется.
— А что за надобность у нее возникла уехать? — спросил Семен Егорович.
— Спроси ее. И вообще, — Бревич снял с гвоздя телогрейку, — кончаем базарить, меня работа ждет.
— В чем уехала-то она, одежда какая, обувь? — не сдавался Ерохин.
— Не случилось ли с ней чего? — теперь уже встревожился возчик. А потом добавил: — В сапогах резиновых, а шуба коричневая…
— Можно к Вам? — низкорослый плотный мужчина в ватнике, держа в руках пушистую волчью шапку, бочком протиснулся в кабинет Климова. — Извините, что поздно и без приглашения, я прямо с работы, — скороговоркой выпалил он. — Вчера еще утром уехал за лесом и вот только что вернулся. А в гараже мне ребята сказали, что были у нас ваши представители, спрашивали про женщину. Мать честная, говорю ребятам, да ведь я похожую бабу в это самое время по улице Луговой подвозил и как раз первого апреля. Сегодня у нас какое? Третье? — он вопросительно посмотрел на начальника отделения, который был несколько ошеломлен таким вторжением и обрушившимся на него потоком слов.
— Входите, входите, садитесь, — Климов указал посетителю на стул у приставного столика, и толстяк опять быстро заговорил, бросив на столик шапку:
— Ну да, сегодня третье, я уехал утром второго, а это все и было как раз первого, в обед. Меня ребята, как я им рассказал, сюда отправили. Дуй, говорят, в милицию, раз такое дело. А я что? Я рад помочь, если надо, я такой человек.
Мужчина показал Климову испачканные мазутом руки:
— Я вот и помыться не успел, домой даже не заехал.
— Минуточку, — Климов встал, предостерегающе поднял руку, поскольку словоохотливый мужчина вновь попытался заговорить, — давайте по порядку. Фамилия ваша как, работаете где, живете?
— Шибков я. Михаил Иванович. Шофером работаю на лесовозе. Живу на Луговой, дом 4. Собственный дом, — с гордостью произнес тот. — Второй год как отстроился…
— Так что произошло первого апреля? — Климов поторопился задать вопрос. О строительстве личного особняка Михаил Иванович, похоже, мог рассказывать долго.
— Ну вот я и говорю. Забот полно, а у меня — рейсы. Мне первого апреля диспетчерша сказала, что назавтра я в рейс на пару дней еду, а первого — на своем лесовозе с нижнего склада ходку должен сделать. Ладно, думаю, выкрою часок — снег сбросить с крыши. Весна ведь, — Шибков махнул рукой в сторону окна, где уже голубели сумерки. — Весна, — повторил он. — Так вот, я во втором часу с ездками управился и завернул домой. Снег с крыши сбросил, ограду расчистил, ну, думаю, теперь можно и в рейс…
— Когда вы закончили свои домашние дела? — вновь Климов вынужден был вернуть говоруна к нужной теме.
— Да быстро я все сделал, час-полтора, не больше. Я понимаю ведь, — он настороженно глянул на капитана — не осуждает ли тот его поступок? — Понимаю, что рабочее время и так далее, но ведь в рейс мне было назавтра, а солнышко не ждет.
Поняв, что порицания не будет, продолжал:
— Так вот, я часа в три или около того от дома на своем лесовозе отъехал. Вы наш околоток знаете? — он вопросительно глянул на Климова.
Тот утвердительно кивнул головой. Еще бы он не знал этот «околоток», где за два дня даже дырки в заборах изучены. Действительно, первые дома на Луговой стоят на отшибе, потом идет болотистый пустырь, а затем уже начинается собственно улица — целый ряд частных домов.
