Глава тринадцатая
Вечером в пятницу, накануне свадьбы, Нельсоны давали обед для близких друзей и тех из приглашенных, кто уже приехал с материка на пароме. Большой дом, который доктор Нельсон именовал дачей, стоял в пихтовой роще на длинной песчаной косе, окаймленной грядой золотистых дюн и обдуваемой ветрами во все времена года.
Энн дом понравился с первого взгляда. Любому старому каменному дому присущи спокойствие и достоинство. Такой дом не боится хода времени, воздействия стихий и смены моды. Но в этот июньский вечер в старом доме ключом била молодая жизнь: раздавался девичий смех, друзья радостно приветствовали друг друга, без конца подъезжали экипажи, повсюду бегали дети, посыльные приносили подарки — словом, кипела обычная предсвадебная суматоха, на которую, как два невозмутимых сфинкса, взирали, сидя на перилах веранды, два черных кота, названных доктором Нельсоном Варнава и Саул.[2]
Салли выскочила навстречу Энн и повела ее на второй этаж.
— Мы решили поместить тебя в северную комнатку. Конечно, ты там будешь не одна — в каждой комнате будут спать, по крайней мере, четверо. И все равно места не хватит. Мальчиков уложат в палатке, которую поставили в пихтах, и на ночь мы расставим раскладушки на застекленной веранде. А большинство детей отправят на сеновал. Ой, Энн, как это весело — выходить замуж. Сегодня из Монреаля прислали мое подвенечное платье. Это просто мечта… кремовый шелк с кружевным воротником по плечам и вышивкой из крошечных жемчужин. И какие я уже получила чудные подарки! Вот это твоя постель. А на других будут спать Мейми Грей, Дороти Фрейзер и Сисси Пальмер. Мама хотела поместить сюда Эми Стюарт, но я ей не позволила. Эми на тебя ужасно зла, потому что она сама хотела быть моей подружкой. Но зачем мне такая толстая неуклюжая подружка, правда? И потом, у нее вечно такой вид, словно ее вот-вот стошнит, — вся зеленая, как тина из пруда. Ой, Энн, представляешь — только что приехала тетя Проныра. Мы все в ужасе. Конечно, мы не могли ее не пригласить, но кто же знал, что ей вздумается приехать на день раньше.
— А кто это — тетя Проныра?
— Это папина тетка, миссис Кеннеди. Вообще-то ее зовут тетя Грейс, но Томми прозвал ее тетя Проныра, потому что она вечно шныряет по дому и вынюхивает секреты. От нее просто нет спасения. Она встает утром раньше всех, чтобы случайно что-нибудь не пропустить а спать ложится последней. Но это еще не самое страшное. Она вечно каркает и наступает людям на больные мозоли. Папа называет ее высказывания «озарения тети Проныры». Вот увидишь, она ухитрится за обедом ляпнуть что-нибудь ужасное, и не раз. Да вон она идет.
Дверь открылась, и в комнату вошла тетя Проныра — низенькая толстенькая женщина с глазами навыкате и хронически озабоченным видом.
— Так это вы мисс Ширли? Я о вас так много слышала. Но вы совсем не похожи на мисс Ширли, которую я когда-то знала. У той были необыкновенно красивые глаза… Ну, Салли, слава Богу, наконец-то ты выходишь замуж. Теперь осталась одна бедная Нора. Надо сказать, твоей матери повезло: сплавить замуж пятерых дочерей — это не шутка. Восемь лет назад я ей сказала: «Джейн, неужели ты надеешься всех их выдать замуж?» От мужчин, конечно, одно беспокойство, и никогда нельзя сказать, какая тебя ждет семейная жизнь, но что еще остается делать женщине в этом мире? Я только что говорила об этом с Норой. «Попомни мои слова, Нора, — сказала я ей, — удел старой девы совсем не сладок. Что там думает Джим Уилкокс?»
— О, тетя Грейс, ну зачем вы ей это сказали? Нора и Джим поссорились еще в январе, и с тех пор он у нас ни разу не был.
— Я привыкла всем говорить правду в глаза. Чем таить все про себя — лучше уж высказать вслух. Слыхала я про эту ссору. Потому о нем и заговорила. «Имей в виду, — сказала я ей, — ходят слухи, что он ездит кататься с Элеонорой Прингл». А она покрылась багровыми пятнами и выскочила из комнаты. А что тут делает Вера Джонсон? Она ведь вам никакая не родственница.
— Вера — моя подруга, тетя Грейс. Она будет играть на рояле свадебный марш.
— Ах так? Ну, надеюсь, она не ошибется, как ошиблась миссис Скотт на свадьбе Доры Бест, и не сыграет вместо свадебного марша похоронный. Это очень плохая примета. Не представляю, как вы разместите на ночь всю эту ораву. Некоторых, видно, придется развешивать на бельевой веревке.
— Не беспокойтесь, тетя Грейс, место всем найдется.
— По крайней мере, Салли, надеюсь, ты не передумаешь в последний момент, как сделала Хелен Саммерс. Тогда все пойдет кувырком. А отец твой в отличном настроении. Не хочу каркать, но такое веселье часто находит на мужчин перед апоплексическим ударом. Сколько раз сама видела.
— Да нет же, папа совершенно здоров, тетя Грейс. Просто в ажиотаже. Столько гостей!
— Ты еще молода, Салли, тебе и в голову не приходит, сколько всякого может случиться. Твоя мать говорит, что церемония состоится в полдень. Мода на свадьбы меняется, как и на все остальное, — и не к лучшему. Я вот выходила замуж вечером, а для свадебного ужина мой отец припас двадцать галлонов спиртного. Да, не те пошли времена. А что случилось с Мерси Дэниеле? Я ее встретила на лестнице и едва узнала — у нее стало какое-то землистое лицо.
— Всех нас когда-нибудь предадут земле, — хихикнула Салли.
— Что это еще за неуместные шуточки? — сурово оборвала ее тетя Проныра. — Вы уж ее простите, мисс Ширли, ей в новинку выходить замуж — вот она и не в себе. Надеюсь, у жениха не будет затравленный вид. Я понимаю, что жених всегда чувствует себя так, будто за ним захлопнулась западня, но нельзя же всем это показывать. И не забыл бы кольцо. Помню, как Эптон Харди забыл его, когда поехал на свою свадьбу, и причлось снять кольцо с оконной занавески. Ну, пойду еще Раз взгляну на подарки. Там много хороших вещей. Боюсь только, Салли, что ты замучаешься, чистя все серебряные ложки…
Стол к обеду накрыли на большой веранде. Развешанные повсюду китайские фонарики бросали теплый отсвет на красивые платья, пышные прически и веселые молодые лица. Варнава и Саул сидели на ручках хозяйского кресла, как статуэтки из черного дерева, а доктор по очереди совал им вкусные кусочки со стола.
— Ну прямо как Паркер Прингл, — ворчала тетя Проныра. — Тот сажает свою собаку на стул и повязывает ей на шею салфетку. Рано или поздно Господь их за это покарает.
Молодежи на свадьбе было очень много: кроме шаферов и подружек невесты, уже приехали все сестры с мужьями, и настроение за столом было замечательное, несмотря на озарения тети Проныры, а может, и вопреки им. Ее никто не принимал всерьез; молодежь, очевидно, привыкла считать ее анекдотической личностью. Когда, знакомясь с женихом, она сказала: «Вот вы какой, а я вас представляла совсем другим. Я всегда думала, что Салли выйдет замуж за высокого и красивого мужчину», — на крыльце раздался взрыв хохота. Гордон Хилл действительно оказался невысокого роста, и лицо его можно было в лучшем случае назвать приятным, но никак не красивым. Он понимал, что все его друзья будут с большим удовольствием напоминать ему это высказывание тети Проныры. А Дороти Фрейзер она сказала: «Что, опять новое платье? Еще несколько лет, и твой отец пойдет по миру». Дороти, конечно, в глубине души пожелала ей провалиться в преисподнюю, но некоторые ее подружки захихикали. Замечание тети Проныры: «Надеюсь, хоть все ложки будут целы. После свадьбы Герти Пол недосчитались пяти ложек, и они так до сих пор и не нашлись» привело в некоторое беспокойство миссис Нельсон, которая одолжила у золовок три дюжины ложек, а так же самих золовок. Но доктор Нельсон весело хохотнул:
— А мы заставим всех гостей перед отъездом вывернуть карманы, тетя Грейс.
— Ты все смеешься, Сэмюель, а это вовсе не шутка. Кто-то же взял ложки. С тех пор, куда бы меня ни позвали, я все поглядываю: не всплывут ли они где? Я их сразу узнаю, хотя с тех пор прошло двадцать восемь лет. Бедняжке Норе тогда и годика не было. Помнишь, как ты принесла ее на свадьбу в беленьком платьице с вышивкой, Джейн? Да, Нора, времечко бежит, хотя при вечернем свете тебе двадцать восемь не дашь.
Все опять расхохотались, кроме Норы, у которой, казалось, из глаз того и гляди ударит молния. Хотя на ней было платье из бледно-желтого шелка и в темных волосах заколка с жемчугом, она показалась Энн похожей на темную ночную бабочку. У Норы были роскошные черные волосы, густые черные брови и розовые матовые щеки. Нос ее, правда, начинал загибаться по-ястребиному, и вообще ее никогда не
