Вчера у Керри Прингл была вечеринка с танцами, и Кэтрин появилась там в модном вишневом платье и с новой прической, которую ей сделали в парикмахерской. Представляешь, люди, которые знают ее с тех пор, как она приехала в Саммерсайд, спрашивали друг друга: кто эта женщина? Но мне кажется, дело даже не столько в красивом платье и новой прическе, сколько в перемене, произошедшей в самой Кэтрин.
Раньше, когда она появлялась на людях, ее вид говорил: «Какие вы все скучные! Как вы мне действуете на нервы, а я, надеюсь, действую вам». А вчера казалось, что она выставила зажженные свечи во всех окнах своего дома.
Мне трудно далась дружба с Кэтрин, но ведь ничто важное и не дается легко. Я всегда чувствовала, что с ней стоит подружиться.
Тетя Шатти провела два дня в постели с простудой и думает, не позвать ли завтра доктора — вдруг у нее начинается воспаление легких. Поэтому Ребекка Дью, повязав голову полотенцем, весь день чистит дом к приходу доктора. Сейчас она на кухне гладит для тети Шатти белую ночную рубашку с высоким вязаным воротником, которую та к приходу доктора наденет поверх фланелевой. Рубашка и так была безупречно чистой, но Ребекка решила ее выстирать и погладить — вдруг она пожелтела от долгого лежания в ящике комода.
Весь январь стояла холодная погода с частыми метелями, которые засыпали Тропу Привидений непроходимыми сугробами. Но вчера ночью немного потеплело и утром все покрылось серебряным инеем. Сейчас появилось солнце, и моя кленовая роща сказочно красива. Даже самые обыкновенные проволочные ограды превратились в хрустальное кружево.
Сегодня вечером Ребекка Дью разглядывала журнал с иллюстрированной статьей «Типы красивых женщин».
— Правда, было бы замечательно, мисс Ширли, — с грустью сказала она, — если бы какой-нибудь волшебник махнул палочкой, и все женщины стали красивыми? Представьте себе, что бы я почувствовала, став вдруг красивой! Хотя, с другой стороны, — со вздохом добавила она, — если бы все были красавицами, кто бы делал черную работу?
Глава восьмая
— Ох, я так устала, — со вздохом проговорила кузина Эрнестина Бьюгл, опускаясь на стул в столовой Звонких Тополей. — Иногда мне страшно садиться: боюсь, что не смогу встать.
Кузина Эрнестина приходилась троюродной сестрой покойному капитану Макомберу, но тетя Кэт часто думала, что и это слишком близкое родство. Она явилась с визитом из Лоуэлла. Нельзя сказать, чтобы вдовы были рады ее видеть. Кузина Эрнестина принадлежала к той категории людей, которые вечно тревожатся и за себя и за других, никому не дают возможности вздохнуть спокойно и всем портят настроение.
— На нее только посмотришь, — говорила Ребекка Дью, — и сразу убеждаешься, что жизнь — это юдоль слез.
Кузину Эрнестину нельзя назвать красивой, и весьма сомнительно, что она была красивой даже в молодости. У нее сухое сморщенное лицо, выцветшие бледно-голубые глаза, несколько неудачно расположенных на лице родинок и плаксивый голос. Поверх черного шуршащего платья она надела вытертую горжетку под котик которую не сняла даже за столом, опасаясь сквозняков.
Ребекка Дью, если бы захотела, могла сесть за стол вместе со всеми, потому что вдовы не считают кузину Эрнестину особо важной гостьей. Но Ребекка утверждает, что в обществе этой зануды у нее еда застревает в горле. Она предпочла перекусить на кухне, но это не мешало ей отпускать реплики, прислуживая за столом. Сейчас, в ответ на жалобу кузины Эрнестины, она сказала без тени сочувствия в голосе:
— Весной все чувствуют себя хуже.
— Если бы дело было только в этом, мисс Дью. Боюсь, со мной происходит то же, что случилось с бедной миссис Гейдж. Она прошлым летом поела грибов, но среди них, наверное, оказались поганки, — так ей с тех пор и неможется.
— Но сейчас еще не пошли грибы, — возразила тетя Шатти. — Как вы могли ими отравиться весной?
— Грибами нет, но, может, я съела что-нибудь другое. И не пытайся меня утешить, Шарлотта. Я знаю, ты это делаешь по доброте души, но это бесполезно. Слишком много на мою долю выпало несчастий. Слушай, Кэт, ты уверена, что в кувшинчик со сливками не попал паук? Мне показалось, что-то мелькнуло, когда ты наливала их мне в чашку.
— У нас в сливках не бывает пауков, — грозно проговорила Ребекка Дью и вышла на кухню, хлопнув дверью.
— Может быть, мне и показалось, — кротко сказала кузина Эрнестина. — У меня что-то зрение стало портиться. Боюсь, я скоро ослепну. Да, кстати… по дороге к вам я зашла к Марте Маккей. У нее температура и все тело покрылось какой-то сыпью. Я решила, что надо ее подготовить к худшему. «По-моему, у вас корь, — сказала я ей. — От нее многие слепнут. У вас и так в семье у всех слабые глаза». Ее мать тоже нездорова. Доктор говорит, что у нее несварение желудка, но я боюсь, у нее опухоль. «Если вам придется лечь на операцию, вы можете не прийти в себя после хлороформа, — предупредила я ее. — Не забывайте, что вы урожденная Хиллис, у всех Хиллисов слабое сердце». Ее отец умер от инфаркта.
— В возрасте восьмидесяти семи лет, — уточнила Ребекка Дью, забирая у гостьи пустую тарелку.
— А в Библии человеку назначен век в семьдесят лет, — добавила тетя Шатти.
Кузина Эрнестина положила себе в чай третью ложку сахару и с грустным видом принялась его размешивать.
— Это сказал царь Давид, Шарлотта, но боюсь, в некоторых отношениях он был не очень хорошим человеком.
Энн переглянулась с тетей Шатти и невольно рассмеялась. Кузина Эрнестина неодобрительно поглядела на нее.
— Я слышала у вас веселый нрав и вы часто смеетесь, мисс Ширли. Дай Бог вам и впредь оставаться такой, но боюсь, вы быстро переменитесь, осознав, что жизнь полна горя. Я тоже когда-то была молодой.
— Разве? — иронично спросила Ребекка Дью, входя в столовую с блюдом горячих ватрушек. — А по- моему, вы всю жизнь боялись быть молодой. На это ведь тоже нужна смелость, мисс Бьюгл.
— Какие странные вещи говорит ваша Ребекка, — пожаловалась кузина Эрнестина. — Я, конечно, не обращаю на нее внимания. Смеяться хорошо, мисс Ширли, пока вы на это способны, но боюсь, что своим счастливым видом вы испытываете судьбу. Вы мне напоминаете тетку жены нашего последнего пастора… Она тоже все время смеялась и умерла от апоплексического удара. Третий удар всегда бывает смертельным. Боюсь, что наш новый пастор в Лоуэлле несколько легкомысленный человек. Как только я его увидела, я сказала Луизе: «У него ноги, как у заправского танцора». Он, наверное, бросил танцевать, когда его посвятили в сан, но эта склонность еще проявится в его детях. У него молодая жена, которая, говорят, обожает его до неприличия. Не представляю, как это можно выйти замуж за пастора по любви? В этом есть какое-то неуважение к церкви. Проповеди он читает неплохие, но в прошлое воскресенье сказал об Илии Фесвитянине нечто такое, из чего я вывела, что он слишком вольно толкует Библию.
— В газете пишут, что Питер Эллис женился на Фанни Бьюгл, — заметила тетя Шатти.
— Да, женился. Тот самый случай: женись в спешке, а пожалеть успеешь. Они были знакомы всего