Кухня

Уборщица (узнав). Дракон.

Медянкина. Ага – игуанадон. Молчи уже…

Хаген. Приготовьте его хоть как-нибудь.

Повар Г.Ц. Давай, Марина, – ты же хочешь быть поваром. Надо с чего-нибудь начинать.

Медянкина. Я живого готовить не буду.

Повар Х.Ц. А как же ты раков живых варила?

Медянкина. Раки – это другое, раки – это рыба. А он – хороший.

Повар Х.Ц. Раки это раки.

Медянкина (о рептилии). Смотрите, все понимает. Умненький.

Мама Валя. Все, по местам, не стойте человеку над душой. И так уже нервничает.

Хаген. Кто-нибудь его прикончит, наконец?

Новенький подходит убивать дракона. Замахивается ножом. Гаснет свет.

* * * *

Поляна. Зигфрид и Гюнтер стоят, рядом с шахматной доской, которую держит над головой коленопреклоненный Хаген. Зигфрид передвигает фигуры резко и легко. Гюнтер подолгу задумывается над каждым ходом, но, приняв решение, хватает фигуры соперника, как сова хватает лесную мышь.

Гюнтер. Переходи.

Зигфрид. Не хочу.

Гюнтер. Не хочешь – как хочешь. (Берет коня Зигфрида и теряет интерес к игре. Ходит по поляне – занимается гимнастикой.)

Гюнтер. Видишь, ты уже стал проигрывать.

Зигфрид (все еще смотрит на доску). По-моему, как раз наоборот.

Гюнтер. Нет, что-то с тобой случилось. Раньше ты никогда не проигрывал, а даже если проигрывал, то не боялся признать поражение.

Зигфрид. Как же ты можешь знать, что я не боялся признать поражение, если я никогда не проигрывал? Нелогично.

Гюнтер (немного смущен, но быстро скрывается за щитом заемной мудрости). «Кто потерял все, кроме логики, тот потерял больше, чем тот, кто потерял все.» (Постепенно до него доходит значение выигрыша.) Слушай, даже как-то обидно – мир поскучнеет, лишившись единственного безукоризненного героя, лишившись Зигфрида.

Зигфрид. Почему меня надо лишаться?

Гюнтер. Я не говорю – надо. Я говорю – уже лишился. Совершенство – понятие неустойчивое. Малейший промах и его нет. Другое дело – реальность. Сколько от нее не отнимай, она все равно остается реальностью. (Глядит с теплотой на Зигфрида, все еще анализирующего ситуацию на шахматной доске.) Но, знаешь, тебе так даже больше идет. Ты стал какой-то (подбирает слова) настоящий, что ли…

Зигфрид (апеллируя к положению фигур). Да с чего ты взял, что я проиграл?

Гюнтер (участливо). Ты хоть не разучился понимать язык птиц?

Зигфрид. Почему это я должен разучиться?

Гюнтер. Не хочу тебя огорчать, но в логике мифа это самое обычное явление – герой, совершивший ошибку, лишается всех своих волшебных свойств. (Указывает на ворону, сидящую на ветке.) Что говорит та ворона?

Зигфрид. Она молчит.

Гюнтер. Ну вот, видишь, началось…

Зигфрид. Ничего не началось. Она действительно молчит.

Гюнтер. Допустим. (Увлекается рассуждением на отвлеченную тему.) Знаешь, понимать язык птиц – это ведь моя давняя мечта, более того – это давняя мечта человечества. Забавно. Мечта человечества исполнилась, моя – нет. Получается, что исполнить мечту человечества легче, чем мечту конкретного человека.

Зигфрид (не дошло). Не понял.

Гюнтер. Ну вот, смотри. Чтобы человечество изобрело колесо, вовсе не нужно, чтобы каждый изобретал колесо. Достаточно, если это сделает кто-то один. Так и с языком птиц. И человечество это устраивает. Меня – нет. Потому, что этот один – не я. А еще точнее – меня не устраивает, что этот один – ты.

Зигфрид (пропуская мимо ушей зловещий смысл речи Гюнтера). На самом-то деле, я стремился не к тому, чтобы понимать язык птиц… Я хотел понимать птиц. Понимаешь? Понимать птиц. Вот что я хотел. Давай, я тоже объясню на примере: