новый участковый.
– А-а-а, участковый, – будто только что поняла Вера Степановна, – так бы сразу и сказали, я же не могу открыть глаза, я медицирую. Что новенького? Нашли убий... – собеседница Кости замолчала на полуслове.
– Она спит, сегодня вы уже ничего не добьетесь, – спокойно сказала Василиса. – Пойдемте на кухню. Я напою вас чаем, а вы зададите мне свои вопросы.
– Сколько вам лет? – спросил Комаров, идя следом за девушкой.
– Пятнадцать, – ответила она.
«Совсем девчонка, – восхищенно подумал Костя, – а ведет себя как умудренная годами женщина. Я бы со стыда сгорел, если бы у меня была такая мать, а она – хоть бы хны! А в селе говорят, что еще и все хозяйство держится только на ней».
Тем временем девушка накрывала на стол. У Комарова появилась возможность хорошенько рассмотреть ее. Василиса совсем не была похожа на классическую сказочную Василису-прекрасную. Маленькая, очень худенькая, с короткой стрижкой, нос усыпан маленькими аккуратными конопушками. Девчонка – как девчонка. Сказочными были только глаза.
Тем временем девушка достала из рюкзачка кирпичик белого хлеба и стала ловко готовить бутерброды с маслом. Ломтики получались тонкими, почти прозрачными, желтое ароматное масло сливочно пахло и почти добровольно ложилось на хлеб красивым волнистым слоем. Костя как завороженный наблюдал за приготовлением бутербродов.
– Скажите, Василиса, – как можно непринужденнее спросил он, – где вы достали такой хорошенький ножечек?
– А это у нас в колонии такие делают, – улыбнулась она, – уголовники делают, а начальство на натуральные продукты их меняет. И не только ножи. У нас много чего наменяно. Вот, табуретка, на которой вы сидите. Хлебница. Тапочки. Только не подумайте, ради бога, что тюремное начальство себе продукты забирает! Это для общей кухни, – испугалась она своей болтливости.
– И много Но-Пасаранцев этим обменом занимается?
– Да все! А вы интересуетесь по поводу ножа, которым убили Сергея? Так его владельца найти будет нелегко.
В качестве иллюстрации Василиса выдвинула ящик стола и пригласила исследовать его содержимое Костика. Костя заглянул. В отдельной ячейке ящика аккуратно лежали пять одинаковых близнецов орудия убийства.
– У них сталь очень хорошая, закаленная, не тупятся долго, – словно оправдываясь, пояснила такой обилие ножей Василиса.
«Так, – почесал затылок Комаров, – значит, владельца можно будет найти только по отпечаткам пальцев». Впрочем, то, что отпечатки не Куркулева, он знал уже точно. Он сверил их сразу же после задержания.
– Я не могу предоставить вам доказательств, – прервала его мысли девушка, усевшись напротив Кости и пододвинув к нем чашку, – но папа не мог убить человека. Я даже не знаю этого точно, я просто это чувствую. Да, он любит покричать, помахать кулаками, но все это только от того, что он не терпит, когда люди лезут ему в душу. Вы же видите, какие проблемы с мамой, с дядей Колей, а но-пасаранцев медом не корми, только дай посплетничать. Вот папа и огородился забором и в прямом, и в переносном смысле. К тому же он очень любит шампиньоны и выращивает их, а народу все равно куда ходить по грибы – в лес или к Куркулевым. К нам даже интереснее – опаснее. Вот отец и лютует, заборы строит, ров выкопал. Только никого это не останавливает, молодежь даже свидания назначает в нашей усадьбе. Вы найдите, пожалуйста, настоящего убийцу, а то если папу посадят, я одна с братьями и мамой не управлюсь.
Сказочные глаза стали еще прекраснее от непролившихся слез.
«Для нее я сделаю все, – решил про себя Комаров, – разгромлю сицилийскую мафию, выучу английский, научусь танцевать в балете и найду убийцу Федорчука. Правда, им вполне может оказаться ее отец. Но может и не оказаться».
– А не известно ли вам, что говорят на селе об убийстве? – решил узнать Костя.
– Все говорят, что убил отец, – прямо ответила она, – а что считают, я не знаю: со мной не больно-то откровенничают, нас в Но-Пасаране не любят.
Костя задал еще несколько официальных вопросов и не узнав из ответов девушки ничего нового по делу, распрощался. Визит к Куркулевым ни на йоту не продвинул расследование. Но он дал гораздо больше: он вернул Косте то состояние романтической, нереальной влюбленности, которое ему довелось испытать только в раннем детсадишном детстве.
Глава 6
Вареники с вишней
В первом же дворе хозяин на вопрос: 'Курите ли вы «Парламент», заверил, что отродясь ничего другого не курил и завел шарманку о справедливости и несправедливости жизненных коллизий.
– По-хорошему надо было бы Ленку порешить, – уверял участкового в возрасте уже мужичок, с удовольствием закуривая предложенную ему сигарету, – Серега, он что? Мужик холостой, свободный. Ему – флаг в руки и барабан на шею. А вот Ленка – баба замужняя, при мужике положительном, не сильно пьющем, ей бы гулять никак не след. С нее бы спрос брать. Ан, нет, он зачем-то Серегу зарезал, а шалаву эту оставил дальше по свету блудить. Да если бы еще остепенилась! А то теперь, поди, еще пуще гулять зачнет.
– Да-а-а, – протянул Комаров, стараясь не показать своей заинтересованности, – и я тоже говорю, несправедливо. Зря он так. И что самое обидное: посадят ведь! По сути из-за нее и посадят! А ей – ничего.
– Вот и мы говорим, – обрадовался мужик душевности и простоте нового участкового, – правильно, что убег он. Пусть пока затаится, а там – посмотрим, может, и затихнет все.
– Куда убег? – не сдержался Костя. И этим испортил все дело.
– Кто убег? – состроил бессмысленные глаза сосед Федорчуков.
– Да вы же сами сказали, что Федор убег, пока все не затихнет!
– Я сказал? – гулко ударил мужик кулаком себя в грудь, – когда?
Косте хотелось заплакать. Сколько он не бился, сколько не пытался вернуть доверительный тон, найденный в начале разговора, ничего не получалось. Собеседник замолчал навеки.
Комаров успел обойти немало домов прежде, чем понял: один из самых надежных методов расследования – опрос свидетелей – в данной конкретной ситуации не собирается приносить никаких результатов. Одни замыкались и молчали, другие с полнейшей уверенностью в своей правоте убеждали Комарова в виновности Куркулева, третьи доверительно нашептывали всю правду о любовной связи Сергея и Ленки и тут же клятвенно заверяли, что Федор ни в коей мере не мог быть причастен к убийству.
«Парламент» курили все. Преданная «Прима» суетливо запрятывалась в потаенные карманы, опрашиваемые с удовольствием угощались предложенными дорогими сигаретами, честно заверяя щедрого участкового в том, что с давних или недавних пор ничего другого курить и не думали. Такой, казалось, продуманный и беспроигрышный ход потерпел полное фиаско. Получалось, что на месте преступления и нахождения трупа побывала толпа неведомых любителей «Примы» и только один местный сельчанин, верный «Парламенту».
Результатом работы со свидетелями явился только один вывод: народ раскололся примерно на две равные группы. Одна совершенно беспочвенно и безосновательно считала, что Куроедова убил Бирюк из-за того, что тот воровал шампиньоны. Другая, подозревающая Федора, имела веские основания для своих подозрений: Ленка действительно перешла все границы и горячий, хотя и безобидный в мирной жизни Федор мог потерять над собой контроль. Проблема была в том, что и та и другая сторона тщательно скрывала свои подозрения в виновности Федорчука и выжать хоть какое-нибудь плохонькое свидетельское показание в защиту этой версии было бы практически невозможно, если бы все не испортил сам Федор.
– Нет, ну вы скажите, станет ли невиновный человек бросать работу, жену, дом и идти в бега? – вслух рассуждал Комаров, меряя шагами уже сто раз измеренную комнату. – Не станет! Это противоречит всякой логике. Сейчас не те времена, чтобы не верить в правосудие. Криминалистика поднялась на столь высокий
