требуют любви и поклонения. К таким и относится Вера Степановна.
– А Коля?
– Коля – блаженный. Его обожает весь Но-Пасаран, мне он вообще напоминает пушкинского юродивого из «Ивана Сусанина». Колю-Болеро никто не смеет обидеть, его даже собаки не кусают. А бабушки из дома престарелых плетут интриги за право завоевать симпатию блаженного. Он что-то вроде местного талисмана.
– Хватит ли ума у этого талисмана на организацию работы Рыбьего Глаза?
– Он, кажется, даже читать не умеет. А Рыбий Глаз работает на компьютере.
– Слушай, нам просто необходимо узнать, у кого в Но-Пасаране есть еще машины. Ты сможешь это сделать?
– Я думаю, стоит попробовать через Крестную Бабку. Она все про всех знает. Даже если не ответит мне сразу, попрошу пройти по дворам, поспрашивать.
– Да вы чего? Ополоумели? – неожиданно взвизгнул Печной,
– девку в разведку посылать? Да такое даже во время второй мировой не поощрялось, я уж молчу про первую. Она вам что, курсистка какая?
– Спокойно, спокойно, – попытался утихомирить так некстати взорвавшегося Печного Кирилл, – никто ее в разведку не посылает, сейчас не вторая мировая, и даже не первая, спите, дедушка, и пусть вам приснятся сладкие тихие сны.
– Я те покажу, сны, – в подтверждение суровых намерений Печного со снохоубежища свесились валенки цвета ряженки с угрюмо свисающими из них ногтями.
– Влипли, – тихонечко вздохнул Кирилл, – никаких условий для спокойной работы.
– Нет, ну сами посудите, – заглядывал поочередно в лица братьев Печной, – рази могем мы, мущины, жизнью девки рисковать? Рази это дело?
– Не беспокойся, дедуся, – предпринял попытку мирного урегулирования конфликта Костик, – дело это совершенно не опасное, не пострадает твоя Пелагея.
– Не опасное? Это для Калерии вашей не опасное, она и тигру одной левой заломает. А Пелагея моя девушка нежная, на пялицах и спицах воспитанная. Не позволяю ее впутывать, и все тут.
– Хорошо, – устало вздохнул Костик, – раз ты против,
пусть супостат топчет белое тело земли своими кованными сапогами, пусть.
– Чаво? – притормозил Печной.
– Таво! Мне-то не каждый откроется, не говорю о Кирилле, а Пелагее твоей каждый с удовольствием все выложит. Эх, думал за считанные дни дело раскрыть, а теперь месяц провожусь.
– Да, это точно, – поддержал его Кирилл изо всех сил тараща глаза, чтобы не рассмеяться, – а самое главное, лишат тебя за этот месяц зарплаты, не отдашь ты вовремя Анне Васильевне за квартиру, выгонит она тебя и поселят сюда кого-нибудь другого, а может, и сама Анна Васильевна переселится.
– Не, – не совсем уверенно пробормотал дед, – не выгонит. Это она только со мной лютая, а молоденьких любит.
– У них мясцо мягше, – пропищал Кирилл.
– Чаго? – опять не расслышал дед.
– Да это он так, переживает.
– Ага, переживаю, что без зарплаты и колбасы Косте купить не на что будет, и пряники к чаю вам теперь заказаны, и апельсины только по телику смотреть будете.
– Дык, Калерия подкормит, – не терял оптимизма старик.
– Калерия как узнает, что Костика зарплаты лишили, сразу
его и разлюбит. Кому нужен мужик без зарплаты?
– Калерия не из таких, – неуверено ответил дед, – хотя бабы создания противоречивые.
– Вот видишь. Так что выбирай – или без зарплаты, или придется Пелагее на разведку идти.
– Зачем же Пелагее? Я и сам схожу.
Кирилл фыркнул, а Костик задумался. Был, был на его памяти день, когда Печной ходил в разведку по заданию Костика. И надо сказать, выполнил свое задание блестяще. Наверное все-таки разведчик – это не профессия, а призвание. Дело было летом, и дед удачно замаскировался в черную хламиду, которую он назвал «нарядом восточной женщины». Костик вынужден был признать, что появлением восточной женщины в российских глубинках в наше время никого не удивишь, немного сомневался он лишь по поводу паранджи, которую напялил на себя Печной. Но когда он потребовал снять паранджу, то стало еще хуже: без паранджи дед совсем не был похож на женщину, будь она женщина востока, запада, юга или севера.
Удобство хламиды состояло еще и в том, что она скрывала под своим длинным подлом валенки деда, снять которые не было никакой возможности по причине чрезмерно разросшихся ногтей. Восточная женщина бродила по деревне, приставала к группам местных мужичков и быстро развязывала им языки. Поведение обычно робкой и стыдливой восточной женщины было не совсем логичным, но Печной маскировался именно под старую женщину, а старые женщины Востока могут себе позволить хождение в массы, их авторитет и репутация не подлежат никаким сомнениям. К тому же Костик очень сомневался в том, что Печной вызывал мужиков на откровенность с помощью своих женских чар. Он подозревал, что весь маскарад служит лишь для маскировки от Анны Васильевны – село давно знало о существовании деда на комаровской печи. Скоре всего, народ выкладывал сведения именно Печному, а не чужой женщине с Востока.
– Как же ты пойдешь в наряде восточной женщины? – спросил он деда, – сейчас не лето, замерзнешь.
– Дык, я надену под наряд доху и буду толстой восточной женщиной, – нашелся дед, – восточные мужики – они у-у-умные, все наряды шьют на один размер, самый большой, зато не надо женам новые тряпки покупать, когда она на сносях или сохнет. И худые и толстые в одном и тем же шастают. Летом я был худой восточной женщиной, теперь буду толстой. Опять же для маскировки пользительно, чтобы не заподозрили, что одна и та же баба зимой и летом по селу шкандыбает.
– Убедил, – махнул рукой Костик, – иди, разведывай.
Только смотри, чтобы все точно узнал. Нам неполные сведения не нужны.
– Все будет у полном порядке, – обрадовался Печной, скидывая с печи огроменную, как дохлая мурена, пыльную черную тряпку, призванную изображать восточный наряд. – Не старе-е-еют душой, не старе-е-еют душой ветераны...
– Ах ты сволочь поганая, ах ты кобелина некострированная, да я тебе сейчас эти конфеты знаешь куда засуну?
– Да ты че, Светк, я ж сюрприз тебе хотел сделать, – прикрывался мужик лет сорока от шоколадного артобстрела, – во бабы, не поймешь их. С пустыми руками придешь – ноют, что только на водку все трачу, шоколаду принесешь, вопят, что фигуре вредно или вообще бредятину несут. Да не изменял я тебе, не изменял, откуда ты взяла-то?
– Да все село уже знает, что Рыбий Глаз шоколадом с рогатыми женами расплачиваться велит. А я-то думаю: чего ты такой тихий с утра ходишь? А тут вот чего! Вот она разгадка-то!
Женщина схватила горсть конфет и со всей мощи зашвырнула ее в красную физиономию мужа.
– Дура, – неожиданно мирно сказал вдруг он, – ты на число сегодня смотрела?
– А то! – немного отвлеклась жена. – До отела Ночки как есть неделя осталась.
– Ночки! Только и думаешь о скотине да о глупостях всяких. А то, что сегодня восемнадцать лет как мы свадьбу сыграли, забыла.
Женщина охнула и присела на край табуретки.
– И чего? Ты эти конфеты мне? Просто так? В подарок? Без всяких дурных мыслей?
– Взвесила бы сначала, а потом орала. Там семьсот граммов шоколадных и пятьсот ирисок. А у Рыбьего Глаза какая такса?
– Кило шоколада.
– Вот то-то и оно. А тут – кило двести. Скоро пятый десяток покатит, а все считать не научилась. Двоечница.
