– И?.. – мягко поинтересовался он.
– И отец захотел, чтобы я постоянно была с ним. В глазах Элизабет совершенно не было гнева, более того, Эллиот почувствовал, что ее голос и лицо смягчились, как только она заговорила об отце.
– В душе он был настоящим бродягой. – Уголки ее губ чуть заметно приподнялись в легкой улыбке. – Но из тех бродяг, что дня не проживут без роскоши. Мы все время переезжали: из Парижа в Ниццу, из Женевы в Рим. Чтобы серьезно заниматься музыкой, у меня не было времени. Хотя в отеле «Негреско», где находилась наша постоянная квартира, стоял «Стейнвей».
– А потом? – спросил он, заинтересованный ее рассказом. Он действительно хотел узнать, как это ее угораздило выйти за Адама Гарланда.
– Отец умер, когда мне было семнадцать. Я переехала в Лондон, возобновила занятия музыкой, а через полгода вышла замуж за Адама Гарланда.
– Где же вы с ним познакомились? Он что, тоже занимался музыкой? – спросил Риф, хотя не мог представить себе Гарланда у рояля.
– О нет! – Глаза Элизабет удивленно расширились. Она не сразу сообразила: Эллиоту ничего не известно о том, что Адама она знает с детства. – Адам был лучшим другом моего отца. Сколько себя помню, я знала его с тех самых пор, когда была еще крошечной девочкой.
«Так вот, стало быть, как у них вышло, – подумал Риф, заинтригованный. – Значит, она не ходила на молодежные вечеринки, и у нее не было молодых кавалеров. Смерть отца – и она осталась одна- одинешенька в этом мире, так что нет ничего странного в том, что она вышла замуж за лучшего отцовского друга...»
– Когда я учился в Штатах, – сказал ей Риф, – у меня был очень хороший друг, Роман Раковский, польский дирижер. Он учился в Америке, потому что его родители считали, что американская образовательная система – лучшая в мире. Он уже тогда был потрясающим музыкантом. Ни на что, кроме музыки, не обращал внимания. Еда, девочки – ничто его не интересовало. Благодаря моей дружбе с Романом я очень многое узнал о музыкантах. Например, понял, что для них главное – служение музыке. Не родители, не любовницы или любовники, не друзья, а музыка у них на первом плане.
– Да, а многие родители, любовники и друзья не в состоянии этого понять, – с болью в голосе произнесла Элизабет, и при этих словах Эллиот поморщился, словно и ему передалась часть се боли. – Даже отец не понимал этого. И Адам никак не может понять.
– Стало быть, вы их любили так же сильно, как сильно ранили их сердца, – сказал он с обезоруживающей прямотой, которая отразилась на его лице. – Для того, чтобы таланту в полной мере развиться, необходимо постоянно и много заниматься.
У Элизабет побежали мурашки по спине. Она понимала, что слова Рифа Эллиота – правда. Она долго, слишком долго жила так, как того хотел Адам. Ему в угоду она поступалась очень многим.
– Расскажите мне о Романе Раковском, – попросила Элизабет. – Насколько мне известно, он сейчас в Австралии, не так ли?
И вторая ее ладонь оказалась в его загорелых, красивой формы руках. Такие руки давали чувство надежности и безопасности.
– Да. Он еврей, и двери многих европейских оркестров оказались для него закрытыми. Какое-то время он руководил Берлинским филармоническим оркестром, но из-за расизма Гитлера это оказалось невозможным. Ему даже запретили преподавать. А сейчас он в Сиднее, сочиняет музыку и дирижирует оркестром.
Элизабет взглянула на часы и с ужасом увидела, что уже почти четыре.
– Как поздно, – сказала она, понимая, что пора уходить, и вовсе не желая этого. – Я уже должна быть дома.
Он не спорил. Они наверняка еще увидятся. А когда это произойдет, тогда она никуда не станет торопиться.
Сидя рядом в автомобиле, оба чувствовали: их соединяет нечто невысказанное, что не нуждается в словах.
– Я оставила машину у отеля, – сказала она, когда они выехали на шумные узкие улочки Цзюлуна.
Вскоре Эллиот уже тормозил у отеля «Пенинсула». Элизабет никак не хотелось выходить из машины, ей была ужасна сама мысль о необходимости расставания. Он не предпринимал никаких попыток на прощание прикоснуться к ней. Не пытался договориться о свидании.
Элизабет вышла из автомобиля. Ей казалось невероятным, что еще каких-то четыре часа назад она, ни о чем не подозревая, ехала в «Пенинсулу» обедать с Жюльенной. И пресловутое шестое чувство ничего не подсказало ей.
– До свидания, – сказала она. – Спасибо за обед.
– Вы ни к чему так и не притронулись, – уточнил он.
В этот момент вдруг послышался голос леди Гресби:
– Элизабет! Вот так сюрприз! А где же Адам, в ресторане?
– Я оставлю вас, – сказал Риф Эллиот, видя, что на них надвигается леди Гресби. – Наедине с судьбой.
Улыбнувшись своей дьявольской улыбкой, он надавил на педаль газа и тотчас же смешался с потоком машин.
– Кто это был? – с явным любопытством в голосе поинтересовалась леди Гресби. Она не разглядела Эллиота, стоя против солнца, и сейчас пыталась определить личность попутчика Элизабет, с опозданием приложив руку козырьком к глазам. Не дождавшись от Элизабет ответа, леди Гресби сказала: – На какой-то миг мне почудилось, что с вами был этот ужасный мистер Эллиот!
Элизабет не сочла необходимым что-то ей объяснять. Внезапно на нее навалилась такая усталость, что больше всего захотелось найти какое-нибудь тихое и нежаркое местечко, перевести там дух и выпить
