домика, потрепал по холке бело-серую лайку смотрителя пристани. А где же сам смотритель? Где почтальон?
Никого не видно… Вот это идиллия! А где же дядя Мартин, ведь он обещал ее встретить, иначе… Впрочем, на родине ее ничто не страшит.
Маргрит быстро сбежала по узкому трапу на пустынный берег и моментально скинула кроссовки – теплый камень приятно ласкал ступни, песок между скал даже вечером оставался все еще горячим. Прощай, пыльный город и шумные дискуссии художников и критиков! Здравствуй, новая жизнь в окружении щеглов и трясогузок! Молодая женщина по щиколотку вошла в воду и от блаженства закрыла глаза. Неужели она дома? Ну почему детство ушло навсегда, это несправедливо!
Минут через пять после отхода «Ханса Сторссена» на дороге показался автомобиль. Это дядя Мартин взял его напрокат для племянницы – остров велик, и без машины пришлось бы туго.
Маргрит кинулась навстречу невысокому пожилому мужчине, одетому для встречи родственницы в праздничный строгий костюм.
Бронзовый загар на впалых щеках так знаком, но… Ах, бедный дядя, как ты постарел, подумала с сожалением Маргрит. Время бежит и никого не делает краше.
Похвастаться новыми знакомствами было трудно, однако на острове водились вполне симпатичные личности. Поздно вечером к дому подходил дикий кот, что-то вежливо урчал и скрывался в кустах. Надо думать, своими визитами он предупреждал: ты не одна в лесу, не бойся. А сегодня рано утром, например, она умывалась в компании джентльмена аиста. Птица неспешно и гордо вышагивала по берегу тихого лесного озера, усиливая ощущение нереальности происходящего вокруг, которое не оставляло Маргрит с момента ее появления на острове. Она даже всплакнула при виде этого трогающего душу зрелища.
Подобно утреннему туману, поднимающемуся с поверхности озера, проклятый туман в голове привел к тому, что в последнее время в городе у нее дня не проходило без слез.
Этот же туман вынудил ее, бросив все, бежать из Стокгольма в родные края, знакомые с детства.
Господи! В соленом океане слез, что она пролила за прошедшие несколько месяцев, свободно поместился бы остров Борнхольм, а не только родной островок. За дни, проведенные здесь, Маргрит уже успела оплакать и отсутствие телефона, и обилие комаров, и тусклое зеркало в тесной комнатке крохотного домика, и то, что ее единственные оставшиеся в этих краях родственники сильно постарели.
Правда, разок-другой ей все же случилось и посмеяться. Хотя совсем недавно такие поводы вряд ли вызвали бы у нее веселье.
Как же она устала! Но ведь именно поэтому она и здесь. Двух недель, пожалуй, хватит, чтобы привести нервы в порядок. С великой тщательностью Маргрит составила подробное расписание. В первую неделю нужно освободить организм от глупых слез. И только после этого можно начинать ставить одну за другой задачи и браться за их выполнение так же энергично, как она обычно это делала.
Если уж ей удавалось справляться со срывами графиков, с клиентами, чья кредитоспособность значительно превышала их познания в искусстве, не говоря уже о рецензентах, которые одним неудачным эпитетом способны перечеркнуть годы труда, то неужели она не совладает с куда более простой проблемой – собственным психическим переутомлением?
Маргрит безмятежно разлеглась на старом выцветшем надувном матрасе, который покачивался на волнах озера, и рассмеялась, представив, какую физиономию скорчил бы Александр, если бы увидел это допотопное резиновое чудо, пахнущее тальком. Возможно, она и выйдет замуж за Александра Болиндмана, но все-таки этот образцовый экземпляр мужчины хорош далеко не на все случаи жизни.
Он горожанин до мозга костей, и не просто горожанин, а сибарит, избалованный цивилизацией.
В таком месте, как Зюдерхольм, он чувствовал бы себя не в своей тарелке. Здесь не с кем соперничать, не на кого равняться. Нет ни клубов, ни торжественных мероприятий, журналисты не выпытывают детали выставочных планов и не стараются вызнать, а не случится ли на вернисаже какого-нибудь скандала… Да, по нюху на скандалы и сплетни в среде артистов и художников Александру нет равных, и на островке он просто умер бы от скуки, все ему здесь показалось бы слишком пресным и провинциальным. Да и как он проживет без магазина «Струме» – отрады всех модников Стокгольма, без богатого выбора изделий от Армани и Босса?
Правда, справедливости ради следует признать, что первые несколько месяцев самостоятельной жизни в городе и она чувствовала себя ничуть не лучше. Тогда Маргрит только что окончила университет и, размахивая дипломом менеджера в области изобразительного искусства, принялась покорять Стокгольм с наивным, но неистощимым оптимизмом, благодаря внушенной дома уверенности в том, что она самая талантливая в семье. Еще бы, менеджер, организующий выставки! Ее отец был простым плотником и даже не слышал о Веласкесе или Матиссе!
Здесь, на этом лесном озере, в чудесной воде, настоянной на травах, Маргрит была самой опытной лягушкой. Но тогда, в шумном Стокгольме, представляла собой лишь глупого головастика: чуть зазеваешься – и тебя проглотит любой городской карась. Сколько наивных девчушек так и сгинуло в водовороте столичной жизни!
Соскользнув с матраса, Маргрит ногой коснулась дна, подняв облачко черного ила, и поспешно выскочила на пологий берег, отжимая волосы, пахнущие озерной свежестью. Домой возврата нет, утверждают старые люди и добавляют, что прогулки в прошлое – это удел неудачников и фантазеров. Ну а она все же вернулась и вполне довольна! Чем прошлые времена хуже настоящего или будущего? Когда-то дедушка в шутку говорил, что если Маргрит не возьмется за ум и не станет хорошо учиться, то кончит дни в деревенской глуши, плетя на продажу корзины из ивовых прутьев.
Хорошо, буду плести корзины, доить коров и научусь смолить лодки, как истинная уроженка Зюдерхольма! – решила молодая женщина. Стану носить полотняный фартук, расшитый зелеными и красными петухами и рыбами, привыкну к деревянным башмакам и к отсутствию компьютера, подумаешь! Научусь даже варить гороховый суп.
Солнце поднялось над верхушками сосен, вызолотило озерную воду и моментально высушило росу. Маргрит взяла из корзинки, принесенной с собой, краснобокое яблоко, с удовольствием вгрызлась в него и окинула взглядом землю, где поколения Вестбергов жили уже несколько столетий, со времен короля Карла XII. По легенде, земля здесь была когда-то дарована солдатам, отслужившим свой срок.
Устав от войн, соскучившись по мирным ремеслам, новоявленные островитяне отличались отменным трудолюбием. Здесь прошло ее детство. Кто бы теперь узнал в ней длинноногую рыжеволосую девчонку с огромными, как чайные блюдца, голубыми глазами, любившую ловить кузнечиков?
