— Как это — быть замужем? Я пыталась представить, но не могу.
— В каком смысле?
Алекс не могла припомнить, чтобы с кем-нибудь из сестер они говорили о чем-то интимном. Сознание ее как бы поделилось надвое. Одна половина приветствовала появление зачатков взаимного доверия и желала укрепить вдруг возникшую связь, но многолетняя привычка к замкнутости оказалась сильнее, и Алекс не сделала шага навстречу.
Лес нахмурилась и, опустив голову, принялась нервно теребить складки платья.
— Пайтон… Он когда-нибудь бил тебя, когда ты ему не подчинялась? — еле слышно спросила Лес.
Алекс едва не подскочила, пальцами вцепившись в подлокотники кресла.
— Уорд тебя бил? — тревожно спросила она, во все глаза глядя на сестру.
Лес стало неуютно под этим взглядом, и она, беспомощно потирая плечи, молчала.
— Лес, ты слышала мой вопрос?
— Я просто думаю, может ли муж что-то сделать жене, если она очень его разозлит, например…
— Пайтон никогда меня не бил.
Оружием Пайтона было слово, и он владел им не хуже, чем иной самым острым клинком. И это свое оружие он пускал в ход довольно часто. Слишком часто. Были времена, когда Алекс предпочла бы пощечину этим потокам едкого сарказма.
— Уорд не нарочно. Его просто очень легко вывести из себя, — сказала Лес, обеими руками вцепившись в перила веранды; бледное лицо ее оставалось в тени. — Но он такой вспыльчивый! Я понимаю, почему он такой. Во-первых, с тех пор как умер его отец, дела в его магазине стали идти все хуже. Во-вторых, ты не представляешь себе, как трудно такому человеку, как Уорд, чувствовать, что люди относятся к нему как к лакею. Позволяют себе резкие слова в его адрес и все такое… На прошлой неделе жена священника отчитала его за то, что нашла мышиный помет в мешке с кофейными зернами. И ему пришлось терпеливо выслушивать все и даже извиниться и вернуть деньги, чтобы она не сменила его магазин на новый, в конце Мейн-стрит.
— Он ударил тебя, потому что был зол на миссис Ледбеттер? — язвительно переспросила Алекс.
— Это только… ты представить себе не можешь, что значит чувствовать, что жизнь проходит мимо, что судьба приговорила тебя к участи недостойной, что обстоятельства не дают проявиться твоим способностям и все такое…
— Ты не права, — сказала Алекс, дотрагиваясь до толстой резиновой шины, натянутой на обод колеса ее коляски. — Мне это чувство знакомо, как никому.
— Ой! Я не хотела… — Лес стремительно обернулась к сестре, стыдясь своей черствости. — Конечно, ты знаешь, что это такое. Если кому-то и дано понять, отчего Уорд такой раздражительный, то лишь тебе.
Алекс задумалась. Что она чувствует на самом деле? Гнев? Раздражение? Нет, пожалуй, главным было ощущение загнанности. Чувство, что ты попал в капкан и не можешь выбраться. Оказавшись прикованной к коляске, она вскоре обнаружила, что каждая ступенька для нее — непреодолимое препятствие. Ей пришлось отказаться от ответных визитов к тем, кто навещал ее, выражая соболезнование. Бостон оказался городом бесконечных ступеней. Поскольку она не могла добраться даже до веранды собственного дома без посторонней помощи, ей пришлось свести к минимуму любые выходы в город. Следовательно, и к ней стали заглядывать все реже, и вскоре визиты сошли на нет. Постепенно дом стал ее тюрьмой. В том была высшая справедливость, но всякие мысли о будущем наводили тоску, готовую перерасти в отчаяние.
— Мне кажется, сюда кто-то едет, — сказала Алекс, которую тяготил весь этот разговор. — Я оставляю вас наедине, — добавила она, отъезжая к двери.
— Не уходи! — почти закричала Лес, но, опомнившись, понизила голос до шепота. — Уорд восхищается тобой, ты же знаешь. Ему так нравилось слушать про твой дом в Бостоне и твою жизнь там, на востоке. — Она через плечо взглянула на дроги, въезжающие во двор. — После получения своей части наследства мы намерены уехать в те края.
Алекс не знала, как поступить. Уорд Хэм был ей неприятен. Впервые они встретились с женихом Лес сразу по приезде Алекс на ранчо, когда заболел Джо. Она невзлюбила его с первого взгляда, тем меньше симпатии испытывала к нему сейчас, когда она к тому же заподозрила, что он бьет Лес. Но Алекс чувствовала, что Лес не жаждет остаться наедине со своим женихом.
— Я задержусь ненадолго, но потом мне действительно придется уйти. Я очень устала сегодня.
Сестры молча ждали, пока Уорд Хэм погасит фонари на дрогах. Если бы Алекс не догадывалась, что Лес боится рассказать Уорду о том, что они наняли Дала Фриско, она не осталась бы на веранде ни одной лишней минуты.
— Добрый вечер, леди. Какие вы обе сегодня милые!
Лес порозовела от удовольствия. По-видимому, жених был скуповат на комплименты, и Лес решила, что слова его идут от чистого сердца. Алекс заподозрила противоположное. Уорд едва ли мог разглядеть что- либо, кроме силуэтов сестер, поскольку они сидели как раз напротив открытой двери на веранду, спиной к свету. Его комплимент был для Алекс в лучшем случае пустым звуком, в худшем — очередным свидетельством лицемерия и недалекости жалкой личности, гордо именовавшей себя женихом сестры.
Когда Уорд вышел на свет, Алекс увидела, что на нем костюм из поплина в мелкий рубчик неопределенно-коричневого цвета. Уорд снял шляпу, и оказалось, что цвет костюма вполне соответствует цвету жидковатых прилизанных волос, сквозь которые просвечивало лысое темя. Воротник и манжеты были сделаны из жесткой бумаги. Жених принарядился перед выездом: в противном случае были бы видны заломы и грязь на манжетах и воротнике — неизбежные следствия трудового дня, проведенного в лавке. Первое, что пришло Алекс в голову, это то, что Пайтон никогда в жизни не нацепил бы на себя бумажной манишки и манжет. Ни один джентльмен себе бы этого не позволил. Но она тут же устыдилась своих мыслей, сказав себе, что превращается в сноба.
Еще до того как Алекс сообразила, что у Уорда на уме, он схватил ее руку, лежавшую на коленях, и поднес к губам. Жест был настолько неуместен и вульгарен, что Алекс едва не рассмеялась жалкому франту в лицо. Достаточно было представить, что человек, поцеловавший ей руку, всего лишь час назад носил замызганный фартук и услужливо склонялся перед каждым посетителем со словами: «Чего изволите?» Все, что она могла сделать, чтобы продемонстрировать свое раздражение, — это вытереть обмусоленную кисть о платье.
— Ну, Алекс, — бодро начал Уорд. — Я же могу называть вас теперь Алекс, не так ли? Все-таки скоро мы станем братом и сестрой. — Не дожидаясь разрешения, он продолжил: — Клис так провинциален. Вы не находите? Мы с Лес считаем этот город настоящей дырой.
Именно таким и был Клис в понимании Алекс, но она просто физически не могла поставить себя на одну доску с этим приторно-липким мелким лавочником с царскими замашками.
— И все же есть что-то освежающее в том, чтобы заново открыть для себя маленькие радости жизни без затей, — солгала она с улыбкой на устах. — Мне немного не хватает Бостона с его культурными ценностями, но бесконечное вращение в высшем обществе бывает утомительно.
Алекс хватила через край, и ей стало стыдно за себя. В конце концов, Уорд не виноват в том, что она находила его непривлекательным — его губы слишком узкими, глаза посаженными чересчур близко, а выражение лица постным и скучным.
— С вашего разрешения, я удаляюсь на покой, — сказала Алекс, улыбнувшись Лес и кивнув Уорду.
Алекс повернула колесо, направляясь к двери, но Уорд преградил ей путь.
— Я нахожу ваши слова странными, Алекс. Я уверен, вы помните, какая удушливая атмосфера в этом Богом забытом городишке, жители которого большей частью люди второго сорта. В конце концов, вы воспользовались первой же представившейся возможностью, чтобы покинуть это место.
Его беззастенчивое напоминание о тех обстоятельствах, при которых она оставила Клис, заставило Алекс покраснеть от раздражения. Кроме того, преградить ей путь было по меньшей мере проявлением грубости и невоспитанности. Она восприняла этот жест как личное оскорбление.
— Спокойной ночи, мистер Хэм, — сказала Алекс ледяным тоном, взглянув на Уорда так, как она привыкла смотреть на нерадивых, совершивших оплошность слуг. — Прошу вас освободить проход.
У Уорда, к счастью, хватило ума понять, что он ее обидел. Отступив в сторону, он бросил на Лес негодующий взгляд.
