– Поскачем? На лошадях, что ли?
– Надеюсь, вы умеете ездить верхом?
О Боже!
– Я не садилась на лошадь целую вечность.
– Я проехался сегодня утром на вашем гнедом. Не думаю, что у вас с ним будут неприятности.
– Наверное, вы говорите о Бобе. – Последний раз она седлала его… когда же это было?
– А еще мы возьмем мула и пристроим их в Санта-Фе. Конечно же, они должны ехать верхом. Иначе ему придется возвращаться сюда за своей лошадью.
– А сколько до Санта-Фе пути? Он пожал плечами:
– Миль триста. Может, немного больше. Проехать больше трехсот миль верхом на лошади?
– А по дороге нам будут попадаться города?
– По большей части мы будем ночевать в прерии, на отрытом воздухе.
Ночевать на воздухе. Во что, во имя Всевышнего, она собирается ввязаться?!
Собирая вещи, Делла то складывала их в сумку, то вытаскивала, то опять складывала. Настроение у нее было ужасное.
Камерон несколько раз говорил ей, что все ее вещи должны уместиться в седельных сумках. Мул понесет лишь амуницию для лагеря.
Под конец Делла запаковала свой воскресный костюм – для поезда – и вместе с ним соответствующую нижнюю одежду, туфли и перчатки. Она взяла много блузок, запасную юбку для верховой езды и чулки. В щели напихала расчески, гребни и другие туалетные принадлежности. Взяла свою свадебную фотографию, последнее письмо Кларенса и маленький кошелек, в котором хранила несколько долларов и янтарные серьги.
Камерон долго рассматривал раздутые седельные сумки, прежде чем повесить их на спину Бобу. Потом закрепил их. За все это время он не произнес ни слова. Лишь закончив, спросил:
– Готовы?
Делла, подставив лицо горячему августовскому ветру, смотрела на крошечную ферму. Теперь, когда скотины не было, она услышала вдруг скрип мельницы – звук, который обычно не замечала. А еще она никогда не позволяла себе увидеть, какими старыми и обветшалыми стали и дом, и амбар. Беспощадное техасское солнце и зимняя стужа суровы к постройкам. И к женщинам тоже.
Откинув волосы назад, она надела свою старую рабочую шляпу и кивнула.
– Готова.
Если она сюда не вернется… что ж, здесь не осталось ничего, о чем стоит скучать. Это было печальным открытием, но Делла знала, что обязательно вернется.
Камерон помог ей забраться в седло, подождал, пока она устроится поудобнее, и взял мула под уздцы. Проверив стремена и поводья Деллы, он сел на коня и поехал вниз по дороге.
Не оглядываясь, Делла последовала за ним.
Ехали они не спеша, дорога была нетрудной. Когда по пути попадался ручей или озерцо с пресной водой, делали привал. К середине дня Камерон заметил, что энтузиазм Деллы поубавился, с непривычки она очень устала.
Когда он помог ей спешиться в тени у старого обрубленного дуба, Делла проковыляла к пеньку и со стоном опустилась на него.
– Боже мой! Вы сказали, триста миль?
– Возможно, немного больше. – Он протянул ей флягу. Делла намочила носовой платок и приложила к лицу.
Жакет она давно сняла. Влажная от пота блузка липла к спине, под мышками образовались длинные мокрые пятна. Через час зазубренный край шляпы уже не сможет защищать от палящих лучей ее лицо, оно будет открыто солнцу.
– Есть хотите?
Если бы он путешествовал один, то съел бы кусок вяленого мяса или несколько печений, не слезая с лошади. Через неделю-другую, когда Делла привыкнет к верховой езде, он предложит не останавливаться в полдень – конечно, если жара не усилится.
– Я, правда, не знаю, – сказала она. Сквозь платок ее голос звучал приглушенно. Влажная ткань быстро подсыхала. – При одной только мысли, что нужно встать, идти к Бобу, брать седельную сумку и нести ее снова сюда, мне становится плохо. Дайте передохнуть минутку.
На рассвете она поджарила курочку и сварила с дюжину яиц. Взяла также свежей моркови и лука и несколько кусков пирога с изюмом, чтобы съесть его в первый день.
– Я сам достану еду.
Платок упал с ее лица, Делла прищурилась.
– Не хочу, чтобы вы мне прислуживали. Готовить и подавать еду – моя обязанность.
– Прекрасно, справляйтесь сами. А я сварю кофе.
– Как можно в такую жару пить горячий кофе?
