жизни ни одному сукину сыну я не позволю употребить меня, сделать ребенка, а потом удрать. Никакое вожделение не стоит подобных последствий.
— Мой брат не бросил Маргариту, когда она от него забеременела, — сказал Тай, следя, как струйки дыма тающими зигзагами скользят по нависшей над головой попоне.
— Ты — не твой брат! — огрызнулась Дженни, продолжая разрабатывать руку. — А если хочешь знать мое мнение, то он вообще не может служить примером. Да, он обвенчался с Маргаритой, но не был ей мужем и не был отцом ребенку. Благородный Роберт предпочел отправить ее в изгнание, только бы не потерять права на свое драгоценное наследство.
Она говорила, не выпуская из зубов сигару и глядя на свою руку. Капельки пота выступили у нее на лбу у самых волос. Тай посмотрел на Дженни и решил, что ему по душе женщина, способная оценить хорошую сигару. Его мать иногда курила — в День своего рождения или после ежегодного клеймения скота.
Ему вдруг подумалось, что Эллен Сандерс многим напоминает Дженни. Как и Дженни, она, пренебрегая условностями, носила брюки, живя на ранчо; не прочь была время от времени пропустить капельку спиртного и не напускала на себя чрезмерно женственный вид. Она бы тоже сказала «забеременеть», не подыскивая никаких смягчающих выражений. Зачем темнить?
— А ты бы уехала от трех тысяч акров превосходной калифорнийской земли? — спросил он, испытывая не вполне отчетливое желание, чтобы Дженни перестала двигать рукой: лоб у нее сильно вспотел от боли, а зубы чересчур крепко сжимали сигару.
— Дело не в том, как поступила бы я, — сказала Дженни. — Дело в том, что Роберт предпочел наследство, а не жену и ребенка.
Тай невесело рассмеялся.
— Ты бы все поняла, если бы знала моего отца.
— А что такое с твоим отцом?
— Три вещи. Во-первых, никто не говорил «нет» Колу Сандерсу. Во-вторых, он не хотел, чтобы я унаследовал ранчо. В-третьих, он сделал бы все от него зависящее, чтобы Роберт не уехал вместе с женой-мексиканкой. Суть не только в угрозе лишить наследства. Он уничтожил бы Роберта, и Роберт это понимал. Никто еще не перешел дорогу Колу Сандерсу, не поплатившись самым жестоким образом.
Дженни вытерла лоб рукавом и продолжала двигать рукой.
— А почему отец не хотел, чтобы ты унаследовал ранчо?
— Может, потому, что я сам от этого отказывался. — Для Тая это был единственный способ досадить отцу — отказаться от того, что было по-настоящему только и дорого старому Сандерсу. — Но мне сдается, что мы с тобой слишком отклонились от темы. Как нам быть с нашим взаимным влечением?
Он поднял руку и легко коснулся ее щеки кончиками пальцев.
— Нам следует о нем забыть, — отдергивая голову, сказала Дженни. — Обезвредить, — с улыбкой продолжила она. — Я люблю употреблять новые слова.
— Я заметил.
Дженни хмуро поглядела на свою руку и вдела ее в перевязь.
— Как бы не перестараться. — С этими словами она откинулась назад и оперлась о седло. — Была одна женщина в Эль- Пасо, которая одалживала мне книги. Когда у меня была хорошая упряжка, я могла читать даже в дороге. Если ты можешь читать, то не чувствуешь себя одинокой. А я могу читать, — с гордостью закончила она, посмотрев на Тая.
— Достойно восхищения.
Тай положил голову на седло и надвинул шляпу до самой переносицы, чтобы не глазеть на грудь Дженни.
— Дело в том, — заговорил он, сжимая зубами сигару, — что я свое влечение обезвредить не могу.
Опустив глаза, он увидел треугольник, обозначавший место, где сходились бедра Дженни. Стрела, обращенная к небесам. Тай почувствовал некое движение у себя в брюках и закрыл глаза.
Внезапно Дженни села и приподняла край его шляпы так, что могла теперь смотреть Таю в лицо.
— У тебя что, уши не в порядке? Сколько раз я должна повторять? Ты и я можем хотеть друг друга до тех пор, пока луна не свалится с небес, но все равно из этого ничего не выйдет! Ты, Сандерс, должен вбить это себе в голову. Мне, возможно, придется выращивать одного ребенка, Грасиелу, а я понятия не имею, как такое делается. К чему мне двое детей! Так что забудь про всякие свои влечения.
Она надвинула шляпу ему на лицо с такой силой, что выбила сигару у него изо рта. Тай сел и начал хлопать ладонью по искрам, рассыпавшимся по рубашке; потом нашел сигару и выбросил ее куда-то в сторону от их шалаша.
— Ты начинаешь меня злить, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. — Я сто раз тебе повторял, что Роберт собирается сам воспитывать дочь. А ты бубнишь, что это твое, и только твое, дело. В десятый раз говорю тебе, что Роберт жив и здоров и хочет получить свою треклятую Грасиелу.
Дженни наклонилась к нему так, что они едва не столкнулись носами. Таю в эту минуту хотелось одного: зажать ей рот поцелуем и целовать до тех пор, пока упрямство и боевой задор не оставят ее, пока она не покорится ему, дрожа от страсти.
— В ребенке половина крови Барранкасов.
— Ты думаешь удивить этим Роберта? Роберт был влюблен в Маргариту Барранкас с детских лет. Это для меня Барранкас — проблема, но вовсе не для него. — Тай недовольно скривил губы. — Именно сейчас Роберт старается положить конец вражде между нашими семьями.
Они с Робертом спорили о старике Барранкасе перед отъездом Тая в Мексику. Роберт не хотел, чтобы Маргарита разрывалась между отцом и мужем. Он хотел покончить с междоусобицей, тянущейся уже двадцать пять лет. Тай категорически не соглашался. Слишком много воды протекло под этим мостом. Слишком много скота похищено и прочего имущества оспорено в стычках и перестрелках, во время которых немало людей было ранено и с той и с другой стороны. Тай не собирался забывать и прощать и не мог понять, откуда у Роберта взялись подобные мысли.
Дженни отодвинулась и сощурила глаза.
— Ну ты и фрукт, я тебе скажу! Наверное, готов был плясать, когда узнал, что Маргарита Барранкас умерла.
— Я вовсе не радовался ее смерти, — помолчав, сказал он. — Однако и горя не испытывал. Она расколола нашу семью. — В гневе Тай стиснул челюсти. — После женитьбы Роберта мой отец никогда уже не был таким, как раньше. С того времени он относился к Роберту с таким же презрением, как и ко мне. Стал выпивать, забросил землю, не заботился о ранчо. Роберт все шесть лет после своего брака ненавидел себя за то, что не посмел бросить вызов отцу. И моя мать была втянута во все это.
— Это Роберт нанес удар вашей семье, Роберт, а не Маргарита, — резко проговорила Дженни. — Если бы Роберт держал причиндалы у себя в штанах, ничего худого бы не случилось. — Снова наклонившись вперед, она уткнула палец Таю в грудь. — Держу пари, что за все шесть лет, которые Маргарита ждала, не было ночи, когда бы она не пожалела, что не сказала «нет» в ту минуту, как Роберт признался ей в своем влечении!
Выпалив это, Дженни улеглась на бок спиной к Таю.
— Мне надоело болтать. Я хочу немного поспать.
Сердито глядя на нее, Тай подумал: как же все это по-женски! Только бы последнее слово осталось за ней! Он лег на спину и, скрестив руки на груди, и снова уставился на попону.
Немного погодя он пришел к выводу, что все же намечается прогресс. Определилось препятствие на пути к успешному завершению их взаимного желания. Надо обдумать иное решение. Во всяком случае, он должен начать процесс ухаживания. Придя к такому выводу. Тай вдруг вспомнил о миссис Макгоуэн и улыбнулся.
Миссис Макгоуэн уложила его к себе в постель, когда ему исполнилось шестнадцать, а похотлив он был, как жеребец. Жена коновала научила его удивительным вещам — таким, какие и не чудились его воспаленному юношескому воображению. Если подумать, то все, что он знал о том, как ублажить женщину, шло от Элис Макгоуэн, и она же дала ему самый лучший совет в жизни.
«Обращайся со всеми женщинами как с настоящими леди». Это сказала Элис, перед тем как он уложил ее на простыню, и добавила: «И с каждой женщиной веди себя так, словно она единственная на свете, а ты один из миллиона мужчин, которые ее добиваются».
Ничего удивительного, что он вспомнил этот совет, попав в теперешнее положение.
Да, сэр, Дженни Джонс пока что этого не поняла, но она уже на пути к тому, чтобы покориться. Любопытно, лениво думал Тай, знает ли она слово «капитуляция».
Всю свою жизнь Дженни хотелось таких вещей, которые она не могла получить. Обычно она в подобных ситуациях пожимала плечами и проходила мимо желаемого. Но на этот раз судьба сыграла с ней ловкую штучку.
Она свела Дженни с красивым ковбоем, мужчиной с твердым взглядом и крепкими мускулами, при одном виде которого у нее внутри все начинало гореть. И словно такой пытки еще недостаточно, бесенята, прислужники фортуны, внушили ему сильную страсть к ней.
Взаимное влечение втайне пугало ее и одновременно злило, потому что она не могла отдаться ему.
Надо иметь в голове песок вместо мозгов, чтобы рисковать забеременеть от мужчины, который загодя объявил, что не способен на чувство, что ему от женщины нужно лишь одно. Нельзя сказать, что сама она стремится к браку. Черт побери, она для брака годится не больше, чем он. Не говоря уже о том, что ей нечего ждать, чтобы сын хозяина ранчо, богача выбрал в жены необразованную, корявую, грубую погонщицу мулов. И все же… Она бы стащила с себя штаны в одну секунду, если бы была совершенно уверена, что не забеременеет.
Мысли о том, каково ей будет растить и воспитывать Грасиелу, не давали Дженни спать по ночам. Еще один ребенок попросту прикончил бы ее жизнь. Прежде чем они все трое умерли бы от голода или от холода, Дженни испытала бы все стадии полного падения, через которые
