— Не смотри. — Ей не удалось скрыть страх в своем голосе. Охваченная отчаянием, девушка пыталась придумать, как объяснить все Маколею.
— Тебе известно, что там написано?
Кристал кивнула, не смея поднять на него глаза. Кейн взглянул на неподвижное тело метиса.
— Значит, он пришел за тобой. — Это прозвучало не как вопрос.
— Его… его послал мой дядя. Он сам мне сказал. — Кристал отвернулась от Маколея. Вот и все.
Кейн медленно, как бы нехотя, извлек из грязной безрукавки метиса объявление и начал читать. Его лицо с каждой секундой становилось все бледнее, напряженнее, словно он силился побороть свои чувства.
Что еще она может сказать ему? Теперь он знает все. Все, кроме того, какую роль в ее судьбе сыграл Дидье. Она должна убедить его в своей невиновности, но, аргументируя своими свидетельствами очевидицы и уверяя, что такой человек, как она, просто не способен на преступление, она вряд ли добьется положительного результата. А других доказательств у нее нет.
— Это правда? — отрывисто, как бы захлебываясь, спросил Кейн. Он разгладил ладонью засаленный листок.
Кристал посмотрела на изображение своего лица на измятой бумаге, на очертания шрама в форме розы, на текст объявления, порочащий ее доброе имя.
— Это правда? Что ты находилась три года в психиатрической лечебнице?
Отказываясь встречаться взглядом с Маколеем, Девушка едва слышно просипела:
— Да.
— В лечебнице для буйных душевнобольных?
— Да.
А затем последовало молчание. Страшное, чудовищное. Гораздо более оглушительное, чем грозный рев.
— К тебе… там хорошо относились?
— У моей семьи большие связи. Ко мне там относились замечательно. — Кристал наконец не выдержала. — Я не убивала, Кейн. Это не я. Мой дядя… дядя свалил на меня вину за свое преступление. Меня осудили по ложному обвинению…
Она наконец нашла в себе мужество взглянуть на Маколея.
Он внимательно рассматривал объявление, словно надеялся таким образом почерпнуть более надежные сведения о гибели ее родителей, чем те, что могла бы представить ему она.
— Прошу тебя, поверь мне. Ты должен мне поверить.
Кейн, казалось, не в силах был оторвать глаз от объявления с ее приметами.
— Теперь все ясно… твое странное поведение в Фоллинг-Уотере… твой страх перед законом… твой сон… чувство вины…
— Я не делала этого. О Господи, неужели ты не понимаешь, что я любила родителей. Их убил мой дядя. Пожалуйста, прошу тебя, поверь мне. Я не сумасшедшая. — Она едва не разрыдалась.
Кейн долго молчал.
— Ладно, Кристал. Я поверю тебе, раз ты утверждаешь, что не делала этого. — Он понизил голос до громкого шепота. — Я люблю тебя. Я должен тебе верить. И я готов тебе поверить.
— Но ты даже не взглянешь на меня.
— Ты только представь мне доказательство своей невиновности. Больше мне ничего не нужно.
— Я невиновна. Иначе, зачем бы дядя подсылал ко мне убийцу?
— Этот человек выслеживал объявленных в розыск людей, за которых обещано вознаграждение. Может, его никто и не подсылая. Не исключено, что он просто хотел сдать тебя правосудию и получить деньги. И Кейн, казалось, заставил себя встретиться взглядом с девушкой, но глаза его оставались непроницаемыми. — Расскажи мне о лечебнице. Почему тебя поместили туда?
— Это был своего рода компромисс — лечебница вместо тюрьмы. Мой дядя внушил всем, что печется о моем благополучии. — Кристал посмотрела на свою ладонь с позорным клеймом в форме розы. — Шрам неопровержимо доказывал, что я находилась в спальне родителей в минуту их гибели. Я же, в результате пережитого потрясения, начисто позабыла все, что увидела той ночью. Память вернулась ко мне четыре гола назад, и тогда я вспомнила, что их убил Дидье… а меня запер в охваченной пожаром комнате умирать вместе с ними…
— Должны быть какие-то улики.
— Если бы они были, я бы давно добилась справедливости, а не скрывалась бы от правосудия. Единственная улика — мое слово. — Девушка не поднимала глаз, пряча свою боль. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что я, возможно, и впрямь сумасшедшая и то, что я выдаю за правдивые воспоминания, — это лишь фантазии моего больного воображения, сон, приснившийся мне однажды, в котором преступником предстал мой дядя, а я избавилась таким образом от чувства вины. — По ее щекам струились слезы. — Я не знаю, что еще сказать в свое оправдание. Но я абсолютно уверена, что невиновна, и эта уверенность все четыре года поддерживала мои силы, заставляя бороться, копить Деньги, чтобы нанять детектива и с его помощью вывести на чистую воду дядю и восстановить свое Доброе имя. Но, может быть, я сумасшедшая. Может быть, память меня подводит и я просто не в состоянии принять рассудком… то, что совершила.
— Нет. — Кейн взъерошил свои волосы. — Ты не совершала этого преступления. — Скомкав объявление, он швырнул его в снег. — Я верю тебе, и больше говорить об этом мы не будем.
— Я должна видеть в твоих глазах, что ты веришь мне, — голосом, наполненным страданием, промолвила Кристал.
Кейн не смотрел на девушку.
— В войну я прошел сквозь ад, полагая, что отстаиваю справедливое дело, — медленно заговорил он тихим, гортанным голосом, словно раненый зверь. А в итоге все настолько запуталось, что я перестал понимать, ради чего воюю. Я не могу позволить, чтобы подобное повторилось. Мы должны доказать твою невиновность.
— А если не получится?
Кейн взглянул на Кристал с непостижимо глубоким волнением во взоре.
— Решиться пойти на войну очень просто. Победить — труднее. Но если мы хотим, чтобы у нас было будущее, ты должна вернуться в Нью-Йорк и предстать перед судом. Мы найдем способ доказать твою невиновность. Отыщем твоего дядю. — Он наконец-то коснулся ее, притянул к себе. — Ты вернешься со мной в Нью-Йорк?
— Да, — прошептала Кристал с щемящим от отчаяния сердцем. Кейн поступал так, как она и предполагала. С нее снимут обвинения только в том случае, если Дидье сам признается в содеянном преступлении, что маловероятно, а скорее даже исключено. Она до конца дней своих будет гнить в лечебнице «Парк-Вью» или, если суд решит наказать ее за побег, распрощается с жизнью на виселице. Так или иначе, все кончено. Кейн для нее потерян. Доказать ее невиновность ему не удастся, а пока она считается преступницей, они не могут быть вместе.
— Знаешь, Кейн я так жалею, что ты не разбойник, — уныло промолвила Кристал. — Лучше бы ты и впрямь был бандитом из шайки Кайнсона и сбежал бы со мной в ту ночь, когда я просила тебя.
— Раз ты не совершала этого ужасного преступления, Кристал, мы найдем способ доказать твою невиновность.
— Тогда поехали в Нобл. Телеграфируешь оттуда в Нью-Йорк, чтобы за мной прислали сотрудника маршальской службы.
— Я сам тебя отвезу.
— Нет, — решительно возразила Кристал. — Ты со мной не поедешь. Тебе там нечего делать. Я не хочу, чтобы ты видел меня… в тюрьме… — У нее на мгновение пропал голос. — Если меня оправдают, я вернусь к тебе. Если нет… — Она не закончила. Все бессмысленно. Она не вернется. Сестра Алана много лет боролась за ее свободу. Возобновлять борьбу — тщетная попытка, но ради него она попробует добиться справедливости. Даже если на этот раз она может и в самом деле тронуться рассудком.
— Через пару недель в Нобл пришлют кого-нибудь, чтобы препроводили нас в Нью-Йорк. Я договорюсь. Спорь, если считаешь нужным, но я еду с тобой. А сейчас собирайся. Пора возвращаться в город. — Кейн
