Он знал, что ответит жена майора Тартакова. И все же ждал ответа.
У него отлегло от сердца, когда он услышал: «Евгений Александрович в больнице».
Жив…
– Передайте ему мои пожелания скорейшего выздоровления.
Матвеев рассуждал о Левицком в футбольном ключе: он вышел на поле под чужим именем, нагло полагая, что судьи, соперник и фанаты не заметят подмены. И, будто забыл, что сам искал встречи с Левицким, долбил Родионова:
– Чего он хочет? Он кто, член правления банка, которому я неприлично задолжал? Мы провели вместе один из сказочных отпусков? Или мы на пару пасли скот на Горбатой горе? Если он не ответит хотя бы на один из этих отпусков… – Матвеев грязно выругался. – Не ответит на один из вопросов, передай ему следующее: «Кто не знает, куда он хочет отправиться, тот не должен удивляться, если он никуда так и не попадет». Давай сюда Левицкого. Погоди. Еще раз скажи: ты ввел его в курс дел?
– Да. Он знает о провале Михея и задании Кунявского.
– Он как-то отреагировал? – Матвеев изобразил неопределенный жест, будто лениво забрасывал спиннинг и не надеялся на поклевку. – Может, его снова что-то не устраивает?
– Он считает себя лишней фигурой в этой операции, даже опасной.
– Если он снова заведет эту песню, дай ему другой текст: он не лишняя фигура, а если фигура, то для него на доске клетку еще не придумали.
Муторно было на душе. Поджидая Левицкого, полковник вздохнул.
Едва тот вошел, шеф указал на кресло и, устроившись напротив, спросил:
– Что нам ждать от Наймушина? Погоди, не отвечай. Ты веришь, что он и Скоблик пойдут на контакт с итальянскими спецслужбами ради спасения девушки?
– Да.
– Да? Просто, да? Поясни.
– Им некуда возвращаться. У них нет дома. Точнее, у них был дом. Потом их домом стала улица. Потом их выкрали с улицы и сунули в «Инкубатор». Они не верят никому, кроме себя.
– А Кунявский?
– Он ничем не отличается от Михея, Скоблика. Они одинаковы.
– Как насчет приказов?
– Кунявский выполнит любой приказ.
Губы Матвеева исказила ехидная усмешка:
– А кто будет искать группу Кунявского? Курсанты предыдущего курса, может быть? Или сам Щеголев?
Левицкий промолчал.
А Матвеев выбрал подходящий момент для паузы. Он несколько секунд неотрывно смотрел на Левицкого; был бы у него паспорт под рукой, он обязательно сличил бы копию с подлинником.
Капитан был одет в тенниску, джинсы. Он часто проводил рукой по недельной щетине. Его глаза потеряли былой блеск, подумал Матвеев. А был ли он вообще, этот блеск? Наверное, с блеском в глазах и можно кричать на малолетних курсантов: «Подъем! Десять кругов по стадиону – марш!»
– Можешь курить, – разрешил полковник, ответив на жест Левицкого. И вернулся в реальность. – Значит, они пойдут на контакт с макаронниками…
– Я знаю Наймушина, Скоблика, – Левицкий прикурил и переставил пепельницу на широкий подлокотник кресла. – Они не бросят Тамиру, уйдут только с ней.
– Хочешь узнать правду? – спросил Матвеев. – Мне теперь консультанты, кроме Воланда, не нужны. Скоблик, Михей, Дикарка выйдут к началу эвакуационного коридора, выполнив задание, доказав несостоятельность своего руководства.
Матвеев чуть поостыл.
– Продолжай, – попросил он Левицкого. – Где нам ждать группу Наймушина?
– Их нужно ждать в Венеции. Их пропуск домой, ну хотя бы в Хорватию, подальше от жареного, – это завершение операции. А она включает в себя исправление ошибок. Только в Венеции они выйдут с вами на связь.
– Ты сказал: Михей и Кунявский одинаковы. Тебе не жалко их? Всех вместе и каждого по отдельности?
– Михей получил один приказ, Кунявский – другой. Им обоим не повезло.
– Как и нам с тобой. Давай решим, кто из нас Наймушин, а кто Кунявский, и разойдемся по углам… Расскажи мне о Михее, – попросил полковник Левицкого. – Я читал его досье, беседовал о нем с начальником курса. Но ты знаешь его лучше. Если не знаешь, с чего начать, начни… ну, скажем, с какой- нибудь дисциплины. Я знаю, он в двенадцать лет стал посещать занятия по айкидо.
Ответ Левицкого оказался неожиданным. Казалось, он давно ждал этого вопроса, но ответить смог только сейчас.
– Он так и не смог избавиться от «мягкого» стиля – плавного, мощного, свободного, контролирующего нейтрализацию неожиданной атаки. Однако он был мягок в начале, а завершение зависело полностью от него. Чего нельзя было сказать о тех курсантах, которых учили работать в жесткой манере.
