Размышляя, Оганесян рисовал в черновике кошачьи мордочки: то мультяшно улыбающиеся, то показывающие грозный оскал острых зубов. По рисункам Рожнов определил, что наблюдательности Оганесяну не занимать. Впрочем, об этом армянин упомянул едва ли не в первой строке сочинения: 'У меня острый глаз и отличная память'. Слово 'отличная' он также написал с мягким знаком.
В отличие от остальных, Оганесян чередовал свои положительные и отрицательные качества: 'Я вспыльчивый, но быстро отхожу', другие же четко разграничили задание, вначале описав все положительное, затем – отрицательное.
Оганесян проходил службу в составе отряда специального назначения МВД. Уволился, написав рапорт на имя командира части, так как не ужился с офицерами части по причине своей национальности.
Белоногов заново переписал свою работу, где не упомянул о своей половой ориентации, которая вызвала негодование у Андрея Яцкевича. У полковника сложилось впечатление, что Сергей просто подшутил над товарищем, подсунув ему черновик с необязательной в этой ситуации фразой. Однако пришлось эту мысль отвергнуть: с трудом верилось, что кто-то мог попросить, как сделал это Яцкевич, списать задание.
Белоногов проходил службу вместе с Олегом Шустовым в центре спецподготовки ФСБ в качестве младшего инструктора. Свое увольнение из центра ничем не обосновал, по словам самого Олега, уволился из-за солидарности с командиром, то есть майором Шустовым. Однако на раздумье у Сергея ушло почти два месяца – ровно столько майор Шустов находился без работы, пока не принял предложение Рожнова. Только после состоялся короткий разговор с бывшим подчиненным, и Олег порекомендовал Сергея полковнику ФСБ, восстановленному к тому времени в органах службы безопасности. По идее, неофициальная формулировка 'из-за солидарности' теряла смысл, однако в разговоре Шустова и Рожнова именно она стала основополагающей для принятия Белоногова в кандидаты вновь создаваемого подразделения ФСБ.
А вот работа самого Яцкевича. Тоже несколько напыщенно, но написано твердо. И ничего из работы Сергея Белоногова.
'Я хорошо знаю все виды стрелкового оружия. Отлично стреляю, в совершенстве владею холодным оружием и приемами рукопашного боя... Я не женат (качество?)...' – а это явный намек на Белоногова, так как Яцкевич именно спрашивал об этом, взяв вопрос в скобки и выражая сомнение. Скорее всего вопрос был обращен к полковнику.
Рожнов сделал еще один вывод, правда, не бесспорный. Вдруг Яцкевич догадался о том, что полковник наблюдал за ними в свое отсутствие и стал свидетелем разгоревшегося спора? Если это так, то Андрей очень смекалистый парень.
Яцкевич – бывший офицер-десантник, впоследствии проходил службу в ОМОНе, рекомендацию ему дал Норик Оганесян. В приватной беседе с полковником выяснилось, что Яцкевич был единственным офицером в подразделении, относившимся к кавказцу с уважением.
Работа Олега Шустова Рожнову не понравилась. Бывший майор исписал всего один лист: не в меру крупным почерком, с двух сторон, остальные три листа были абсолютно чистыми. Олег оказался единственным, кто пренебрег возможностью вначале изложить свои мысли на черновике. Этот факт говорил о многом, например, о взвешенности Шустова.
А не понравилось Рожнову то, что Олег излагал мысли длинно, казалось, уходя от собственных вопросов. Изворотливость? – подумалось полковнику. Может быть. Он ухмыльнулся, помянув горячность Яцкевича: вот и определи, положительное это качество или отрицательное?
Рожнов, как и предвидел, узнал многое о бойцах спецгруппы. При всем желании он не узнал бы больше даже в доверительной беседе с глазу на глаз. Да, откровенный разговор вряд ли бы дал лучший результат.
И еще одна деталь, которая не могла не порадовать полковника: никто из бойцов и словом не упомянул о своей предыдущей службе и заслугах. Хотя тот же Яцкевич, чья кровь была ненамного холоднее, чем у Оганесяна, мог написать, что во время боевой операции в составе спецназа особо отличился и был представлен к правительственной награде. А Тимофей Костерин мог похвастаться пятью годами заключения в колонии усиленного режима, куда попал после пяти лет службы в ВДВ.
Однако они не хвалились, а довольно четко выполнили распоряжение начальника, отметив свои качества. А это и было главным в замысле Рожнова.
Как бы то ни было, Рожнов ответами подчиненных остался доволен. Полковник наметил двух человек, которым в скором будущем намеревался сделать не совсем обычное предложение. Ему показалось, что оба не откажутся.
Бойцы возвращались из Москвы в Юрьев на машине Яцкевича, 'девятке' с тонированными стеклами и мятым передним крылом. Пока по просьбе полковника и с согласия Шустова на первых порах все остановились в трехкомнатной квартире командира. За исключением Шустова и Белоногова, остальные были коренными москвичами.
– Я предлагаю снять напряжение, – высказался Яцкевич. – Даже когда учился в десятом классе, нам не задавали таких упражнений. Олег, – обратился Андрей к Шустову, сидящему на переднем кресле, – Рожнов не педагог, случайно?
– Он Учитель, – протянув букву 'у', констатировал Костерин, зажатый с двух сторон Оганесяном и Белоноговым.
Костерин имел внешность, соответствующую довольно меткому и распространенному выражению 'разбойничье обаяние'. По возрасту он был старшим в группе, ему исполнилось тридцать шесть. До последнего времени он работал охранником в частной фирме. Предложение 'поработать на правительство' для Костерина ничего не значило, его заинтересовали только деньги, которые пообещал юрист Рожнов.
Яцкевич бросил взгляд в панорамное зеркало, поймав на миг выражение лица Костерина.
– Тима, тебе не боязно сидеть в тесном контакте с гетеросексуалом? – поинтересовался он.
– Нет, – ответил Костерин. – Если учесть, что Серега ведет себя довольно пассивно.
– Тогда поменяйся местами с Оганесяном, – подал совет Яцек.
– Мне кажется, – буркнул Шустов, – мы скоро договоримся до чего-нибудь интересного.
– Вот почему я и предлагаю куда-нибудь заскочить, – повторился Яцкевич. – В Юрьеве есть более-менее приличная забегаловка?
