дыхательных путей.
– Шутка?
– Шутка.
– Я поняла. А зачем ты понадобился отцу?
– Почему не наоборот?
– Потому что я, – она словно подбирала слова, – я научилась распознавать, когда кто-то ему нужен, а когда... наоборот.
– Давай не будем про отца. Остановимся на том, что я вызвался поставлять ему пиявки.
Радзянский не узнавал себя. Подобную предутреннюю ересь он городил в студенческие годы. «Переживаю вторую молодость?» Бог ты мой! Дело было не в мужской силе, не в чувствах, которые могут захлестнуть в любом возрасте, а в мозгах. Их перевернуло напрочь в овладевшем им сексуальном маразме. Он не показывал этой девочке, как и что он может в постели, просто инстинктивно угадывал, что ей было нужно. Вот сейчас в плане секса она была удовлетворена, очередная «порция» испортила бы все. Ей хорошо, она раскованна, ее клонит в сон, но она мужественно борется с ним, понимая, что несвязный лепет доставляет партнеру удовольствие. И с ним, наверное, происходит то же самое.
Лишь в начале девятого, когда оба проспали от силы три-четыре часа, Радзянский услышал от Лены что-то вроде ругательства. Она тормошила его за плечо и горячо шептала в ухо:
– Блин!.. Вставай, слышишь? Отец ломится!
В своей жизни Араб выходил победителем из многих ситуаций, но эта показалась ему безвыходной. Он натягивал шорты и мысленно подсчитывал: «Восемнадцать и восемнадцать – тридцать шесть. Полста минус тридцать шесть получится четырнадцать. Я старше ее почти в три раза!»
– Куда мне? – Лев не попадал в майку руками, слыша настойчивый стук в дверь и нетерпеливый голос осетина.
– В ванную! – шепнула девушка, придавая второй подушке нетронутый вид.
Араб сидел на краешке ванны и обливался холодным потом. Сверху сорвалась давно зревшая капля воды и, как показалось Радзянскому, с оглушительным шлепком упала ему за воротник.
Он весь превратился в слух, даже сердце перешло в режим мерцательной аритмии, однако мысли перекрывали голоса отца и дочери, и он ровно ничего не понял из их разговора. «Вот старый дуралей! Угораздило же!.. Эй, Руслан, скоро ты там?»
«А девочке, наверное, не до смеха».
Завелся...
Естественно, он имел дело с молоденькими девушками, но ни одна из них не была так чиста и притягательна, как Лена. Он с первых же минут их знакомства на пляже почувствовал влечение к ней, не надеясь, впрочем, на близость. Может, это неординарное «искупление греха», когда вдруг из разряда обычной шлюхи она шагнула в иное качество? Радзянский не раз возвращался именно к этому моменту, упуская из виду то обстоятельство, что перемена состоялась раньше, когда он не мог оторвать взгляд от Лены, в одиночестве сидящей за столиком, не мог забыть ее свежести, окутавшей его, когда она прошла мимо. Уже тогда он подсознательно изменил свое мнение о девушке. А может, еще раньше, когда шел в отель кружным путем – мимо бассейна, в котором, как золотая рыбка в его аквариуме, плавала Лена.
Он вдруг успокоился и уже особо не переживал, что сюда может заглянуть Руслан. Радзянский вспоминал, как далеко за полночь закончился ужин в ресторане, как он, обнимая, вел Лену в номер. Его не обуревали сомнения, он жил той минутой, когда держал в объятиях податливое тело девушки.
Сгорел Радзянский, за считанные часы сгорел, сам себе удивляясь и сам же просил не удивляться. Его совсем не насторожило, что ему отвечают на поцелуй, распахивают дверь, позволяют обнажить грудь и уложить на кровать, видеть, как через неплотно прикрытые веки возбужденные глаза наблюдают за суетливыми движениями рук, снимающих одежду.
От воспоминаний отвлек тихий стук в дверь.
«Это не Руслан, – определился Радзянский, – тот вышиб бы дверь одним ударом своей больной ноги».
– Войдите, – официальным тоном разрешил он и тут же притянул Лену к себе.
– Честное слово, – произнесла она, принимая его ласки и прикрывая глаза, – это ради тебя. Стала бы я прятать, не будь у тебя с отцом деловых отношений. Что в противном случае? – спросила она и сама же ответила: – Конец всех отношений. Даже больше: знаешь, какой он мстительный?
– Больше чем ревнивый? – улыбнулся Лев.
– В сто раз!.. И еще одно... Ты не обидишься?
– Нет.
– Честное слово? Что бы я ни сказала?
– Клянусь! – Лев начертил в воздухе звезду Давида.
– Ну ладно. Его бы убило, что ты намного старше меня.
– Я даже старше твоего отца. Какая тут может быть обида?
– Ну все, тебе надо идти. Сделай вид, будто возвращаешься с моря. Возьми у себя в номере...
– Лена, – наставительно произнес Радзянский, приоткрывая часть тайны, – я не только торгую лягушками, еще я имею уникальную профессию планировщика. Я уже все спланировал. Вечером встретимся?
Она кивнула, выпроваживая его и оглядывая на всякий случай коридор:
