26
Дозвониться до Иванова оказалось не так-то просто. Тупая секретарша, во-первых, возмутилась, что шефа, словно свистом, подзывают к телефону только по имени, не прибавляя, как положено, отчества. Во- вторых, она ни в какую не хотела признавать Кандинского, на которого сослался Радзянский, отвечая, что в списке деловых встреч Сергея Юрьевича нет человека с такой фамилией. Наконец до нее дошло, что речь идет о художнике-авангардисте, чьи картины напоминали порой наскальные произведения неолита, и, вовремя вспомнив о склонности шефа к собирательству, она соединила Радзянского с Ивановым.
– Здравствуйте, Сергей! Я слышал, что вы интересуетесь изделиями царских захоронений в Тилля- Тепе.
Этого было достаточно, чтобы заинтриговать Иванова. Он не зарабатывал деньги на предметах старины и искусства, но, как многие богатые люди, вкладывал в них деньги, что, в общем-то, походило на выгодный коммерческий проект. Что касается упомянутых незнакомцем изделий – Иванов знал о них достаточно.
В 1978 году советско-афганская археологическая экспедиция натолкнулась на погребение в Золотом Холме, или, как совершенно точно выразился звонивший, Тилля-Тепе, обнаружив тысячи золотых изделий: подвески, статуэтки, короны, инкрустированные бирюзой, и многое другое. Ящики с находками поместили сначала на хранение в Государственный банк Афганистана, а затем, заподозрив советских археологов в воровстве, опечатали ящики с золотом и поместили в Кабульский национальный музей. Спустя годы прошел слух, что советские войска, оставляя Афганистан, вывозят сокровища царского некрополя. Они ни разу не были показаны широкой публике, имелись только фотографии изделий, которые сделал предприимчивый иностранный журналист. Одним словом, уникальная коллекция ювелирных изделий исчезла бесследно. Некоторые предполагали, что часть осела в частных коллекциях западных антикваров, часть была просто разграблена.
– Да, этот вопрос меня интересует, – ответил Иванов, – если речь не идет о подделках.
– Сергей, – ответил Радзянский, – я не имею дело с людьми со скромно меблированной головой. Подтверждение тому – мой звонок.
Иванов отчетливо представил себе толстого еврея с печальными глазками, полные губы которого кривятся в кислой ухмылке. Относительно национальности он ошибся ровно на пятьдесят процентов.
Их встреча состоялась в небольшом престижном ресторане в центре столицы. Радзянский принес около сотни цветных снимков, запечатлевших ювелирные изделия некрополя. С их помощью два или три года назад он намеревался выйти на очередного клиента, но они не понадобились. Сейчас он был не совсем уверен, что все они незнакомы Иванову. Действительно, большинство из них Иванов видел в журналах «Арс Буддика», остальные предстали его глазам впервые. В течение последних трех лет он тщетно пытался выйти на сами изделия, которые приобрел бы с удовольствием. Ради этого ему однажды пришлось выехать в Германию, где один антиквар продавал подвески, якобы принадлежащие бактрийской царице, однако информация оказалась ложной.
Иванов перекладывал снимки, комментируя:
– Это я видел... Это тоже... А вот это... Прекрасная вещь! – с видом знатока восклицал он.
Радзянский объяснил, что он лишь посредник, но именно через него, если Иванов захочет приобрести что-то, и состоится сделка.
– Так... позвольте... – Иванов отложил один снимок в сторону. Его взгляд стал настороженным. – Кажется, милейший, я вам сообщил по телефону, что не интересуюсь подделками. А вы, насколько я понял, предлагаете мне купить вот эту вещь Кандинского, так?
– Абсолютно верно, – сказал Радзянский, не без основания полагавший, что именно такой будет реакция его собеседника, когда в числе прочих он увидит снимок, сделанный Арабом накануне с работы Кандинского, некогда принадлежавшей Борису Левину. Его уверенность основывалась на пристрастиях Иванова именно к этому художнику. Бизнесмен наперечет знал, у кого и что именно, сотворенное рукой этого мастера, есть в столице.
– Вы действительно полагаете, что эта картина продается? – Не дожидаясь ответа, Иванов набрал на мобильном телефоне номер своего давнего знакомого, который однажды проявил удивительную смекалку, проштамповав свою картину. Этот штамп и росчерк бизнесмена до сих пор стояли на готовом к продаже полотне. – Слава, Иванов тебя отвлекает от дел. Слышал, что ты продаешь «Треугольник» Кандинского... Нет, я не думаю, что твою «башню» развернуло... Да... Нет... Если надумаешь продавать, звони. Вот так, – убирая телефон, усмехнулся Иванов. – Я имею все основания полагать: все, что вы мне предлагаете, – подделки.
– Хочу вас предупредить, – спокойным голосом произнес Лев, – человек, которому вы только что звонили, не имеет ни малейшего представления, что однажды его крупно кинули. И если он все-таки захочет продать вам картину, не соглашайтесь, поскольку он предложит вам копию.
– Я знаю, что у него есть копия.
– Но вы не знаете, что у него две копии. Когда он отдал в «Реставратор» оригинал, ему вернули две копии. Это было в апреле 1995 года. А оригинал ушел к одному человеку. Чей интерес – отчасти – я и представляю.
У Радзянского не было возможности сделать в короткий срок заказ на изготовление какого бы то ни было изделия из захоронений бактрийских царей, он делал упор именно на картину, рассчитывая, что именно она подогреет Иванова, и не ошибся. Все-таки Иванов должен был представлять себе, что золотые изделия, за которыми он долго и упорно гонялся, – журавль в небе, поскольку почти все они находятся в частных коллекциях. А в Кабульском национальном музее, который был основательно разрушен в 1993 году, остались только чудом уцелевшие письмена да каменные скульптуры.
Сейчас Иванов должен был думать об одном – о том, что его собеседник обладает уникальной информацией, которая позволит ему приобрести вожделенную картину, а заодно посмеяться над незадачливым коллекционером.
– Доказательством может служить только одно, – после довольно продолжительной паузы сказал бизнесмен, – это экспертиза картины.
– Естественно, – кивнул Радзянский. – Интересуют подробности, как кинули вашего знакомого?
Без упоминания имен подробный рассказ Радзянского занял около пяти минут. Интуитивно Иванов почувствовал, что его собеседник говорит правду.
Контакт с клиентом был налажен, а это означало, что свою работу Радзянский выполнил процентов на
