Агеев видел начкара, чья недвижимая фигура за окном была занята разгадыванием кроссворда. Рядовой послал командиру маячок – похлопав себя по плечу, он кивнул в сторону и показал палец: «Майор на горизонте». Кузьменков появился из караулки через боковую дверь, чтобы услышать нарочито ворчливый голос шефа: «Семафорите друг другу?»
Старлей вышел без фуражки и, поглядывая на медленно приближающуюся машину начальника, приложил ладонь к заслезившимся от яркого света глазам. И чем ближе подъезжал майор, тем больше хотелось старшему лейтенанту совсем прикрыть глаза, ибо они отказывались верить.
– Без глупостей, майор! Предупреждаю в последний раз.
Майора начало трясти, когда он увидел, что из боковой двери показался старший лейтенант Кузьменков, а секундами раньше – Агеев. Но и этим дело не ограничилось: вслед за Агеевым на смотровую площадку вышел второй караульный.
Онемевшими губами Страхов был вынужден сказать:
– Не паникуйте.
Но в этот момент сам был близок к панике. Стекла у джипа затемненные, а не зеркальные, через них хорошо просматривался весь салон. Еще пятьдесят метров, и подчиненные увидят необычное состояние начальника, заметят и посторонних внутри.
Алексей сумел-таки прочувствовать, что такое настоящий страх, поскольку караульные могли спровоцировать вооруженную четверку. Он думал об этом, садясь за руль, но так надеялся на благополучный исход, что воображение выдавало только одну «картинку» и только с одним караульным, открывающим ворота. Это желание было настолько огромным, что казалось реальностью.
Еще в типографии он сказал Ирине: «Заводская территория – это еще не все. Городок у нас маленький. Меня и мою машину знает каждый. В связи с вашим побегом все силовые структуры города перешли на усиленный режим службы. На каждого из вас у милиционеров имеется ориентировка. Все смотрят в оба.
Практически он играл против себя, но отчетливо понимал: чем больше он загрузит пассажиров сообщениями разного толка, тем будет лучше для него. Он сам едва справлялся с потоком информации, которую, словно шахтер-передовик выдавал на-гора.
У Страхова был еще один вариант, но о нем он думал с содроганием. В трехстах метрах от завода дорога сливалась с шоссе, полкилометра по нему – и за плавным поворотом под горку откроется вид на будку дорожно-патрульной службы. Для бандитов это будет неожиданностью, так как пост открывался внезапно, выскакивал, словно черт из табакерки. Успокаивающая фраза: «Мои коллеги меня никогда не останавливают» – и педаль тормоза в пол. Бандитов бросит вперед, а у него хватит времени на то, чтобы рывком распахнуть дверь и выброситься из машины с предупреждающими криками.
Алексей отбросил этот вариант, вспомнив о трупе в багажнике своей машины.
То же самое можно было проделать и возле проходной. Но торможение при такой малой скорости ничего не даст, только усугубит положение; начнешь разгоняться – только ускоришь процесс расправы. Достанется и от «макарова», и от «калашникова».
Алексей мысленно обрушился на своего подчиненного: «Какого черта вылез второй караульный?!» Его обеспокоенность тут же передалась Ирине, и их мысли почти совпали. Затем он тихо выругался, проклиная и рьяность начальника караула, и сложившуюся традицию: «Семафорите?..»
– Вы сказали, что будет только один охранник. – Ирина часто сбивалась, обращаясь к майору то на «вы», то более фамильярно. – Ты заранее знал, что их будет так много?
Ситуация показалась ей безвыходной. Впереди закрытые ворота, с двух сторон вооруженные охранники. Два варианта, и оба губительные: пока еще не подъехали слишком близко – отдать майору приказ разворачиваться; и второй – демонстративно приставить к его виску пистолет, чтобы вынудить охрану открыть ворота.
Сзади раздался жалкий голос Кисина:
– Приехали...
Даже Николай Трофимов, самый, пожалуй, выдержанный и смелый из всех, наклонился к плечу девушки:
– Надо сдаваться, Ира.
Она дернула плечом. Однако через секунду снова почувствовала рядом горячее дыхание Трофимова:
– Бесполезно. Перестреляют.
Майор невольно сбавил обороты. Машина еле ползла по асфальту.
Агеев забыл, зачем вышел. Ему нужно было идти открывать ворота, а он словно прирос к смотровой площадке. Действительно, смотровая, если учесть то, что открылось взору рядового. Его напарник громко прошептал:
– Ни фига себе!..
А начальник караула пожалел о том, что смотрит сейчас из-под ладони, а не через видоискатель своей компактной видеокамеры. И совершенно неожиданно, не по уставу, его ладонь скользнула со лба в сторону – старший лейтенант сделал два дела одновременно: отдал честь, приложив руку к «пустой» голове, и коснулся пальцами виска, словно намекая: «Ты, майор, видно, совсем свихнулся». Теперь ему стала ясна причина, по которой джип полз со скоростью черепахи.
Жар от дыхания – то ли Трофимова, то ли от безнадежности в его голосе, то ли все, вместе взятое.
Ладонь была влажной, пистолет в ней – непомерно тяжелый.
«Дятел!» – Ирина про себя обругала Трофимова, который постукивал ее по плечу. Она уже отчетливо видела молодого офицера, который из-под ладони всматривался в приближающуюся к посту машину.
Мешала нервозность майора, который в свое оправдание что-то говорил о семафоре; мешал Заботин,
