– Нет, Владимир Яковлевич, чего-чего, а профессионализма у вас не отнять, но…
– Никаких «но». Во-первых, поляковской группировке это гребаное грабленое зубное золото совершенно без надобности, своего хватает. Добытого, между прочим, относительно легальным путем. Во-вторых, разбой, грабеж и убийства посторонних граждан идут вразрез с их негласным уставом. И в-третьих, чего ради Гена Длинный отбивал зубника, как кореец пуделя перед съедением. У него довольно богатый арсенал оружия со всевозможными глушителями. Пук, и зубник тихонько ложится кверху копытами с минимальной потерей крови. Там же устроили целый мясокомбинат.
– Будем считать, что я с вами согласен, убил не Геннадий.
– Конечно. Если бы я в этом сомневался хоть на йоту, то, не обращаясь к вам, провел бы процесс сам и, возможно, его выиграл бы.
– Не сомневаюсь. А виноватым оказался бы зубник, который по небрежности вместо гнилого зуба вытащил у убийцы всю челюсть.
– Возможно. Но пойдем дальше.
– Да, прощу вас. С вашего позволения? – Я опять нацедил себе полстакана.
– Не пейте по утрам, это одурманивает мозг.
– А по вечерам?
– Не в такой степени.
– Да вы, наверное, сами хотите, только лукавите.
– Упаси Бог, ни в коей мере.
– Никогда не бурчите под руку!
– Совсем себя не жалеете, Гончаров.
– Продолжайте, господин Плевако.
– Десять дней тому назад в нашем городе проживал гражданин Крутько, собиратель старинных и золотых монет, словом, нумизмат.
– А нынче он уехал?
– На тот свет, аналогично зубнику, при помощи уже известной дубины.
– Монеты исчезли?
– Естественно.
– И опять хозяин был один?
– Нет, на сей раз убийце пришлось поработать вдвойне. Он просчитался. Хотя жена и отдыхала на югах, это не означало, что свято место пусто. В кроватку нумизмата заплыла рыбка, которая вынырнула из нее в самый неподходящий момент. В тот самый, когда хозяйские мозги весело летали по комнате. Ее, рыбьи, он вышиб тоже.
– А соседи?
– Как всегда – «Ничего не вижу, ничего не слышу…», но тем не менее кто-то из них утром сообщил в милицию о ночном скандале в квартире нумизмата. Кто? Большой вопрос.
– А в первом случае?
– То же самое, кто-то из соседей – из автомата, инкогнито.
– Еще какие подробности?
– Любопытная деталь. Дверь подъезда зубного техника открыта днем и ночью, оно и ясно. Юшкевич вел прием на дому, и то, что он ночью открыл дверь квартиры, тоже объяснимо. Иногда он принимал с острой зубной болью даже ночью. Так говорят соседи. Не имея на то права, он тем не менее классно драл гнилые зубы. Здесь все понятно. Второй случай несколько своеобразен. Дело в том, что входная подъездная дверь нумизмата Крутько закрыта постоянно, и у каждого жильца свой ключ.
– Что из этого?
– Часов с восьми вечера замок вдруг сломался, а как потом выяснилось: секретка и механизм были щедро залиты раствором цемента и клея «Момент». То есть акция была запланирована, подъездная дверь всю ночь оставалась открытой.
– Допустим, но зачем нумизмат ночью открыл дверь незнакомцу, ведь взлома не было?
– Взлома не было. А открыл он дверь либо соседу, либо хорошо знакомому человеку.
– Который товарит его колотушкой по черепу.
– Да, и к колотушку эту убийца, как и в первом случае, бросает на месте преступления.
– И опять со следами и отпечатками Гениных пальчиков.
– Вы правы абсолютно.
– Абсолютный тут абсурд, господин Семушкин.
– Я рад, что вы поняли это, господин Гончаров.
– Какие действия предпринимают органы?
– Самые примитивные. Насели на Владимира Петровича и требуют с него брата. Если бы все было так, как они думают, уж мы бы нашли ходы и выходы. Но Геннадий действительно исчез.
– Кстати – как, поподробнее можно?
– Вы не возражаете, если вам об этом расскажет очевидец?
– Кто?
– Сам Владимир Петрович.
– Хорошо.
Вытащив из портфеля пейджер, он отправил сообщение хозяину. Через пару минут в дверь позвонили.
– Открывайте, – разрешил я, – только пусть войдет один, без свиты.
– Хорошо.
Вчерашняя долговязая фигура с окладистой бородкой, помаячив на пороге, двинулась на кухню. Одет он был в униформу: малиновый пиджак и зеленые брюки, на жестком белом воротнике сорочки распласталась черная бабочка, наколотая золотой булавкой.
– Ну ты че, Яковлевич, перетер?
– Да, Владимир Петрович, я ввел Константина Ивановича в суть дела.
– Ну и че? – Это уже относилось ко мне.
– Да ниче, – в тон ему ответил я. – У нас в деревне здоровкаются, даже когда идут до ветру.
– А-а-а, извиняюсь, здорово, Иваныч.
Он протянул длинную, костлявую, как смерть, руку.
– А по утрам водку пьют только аристократы…
– И дегенераты, – закончил я, подвигая ему полный стакан.
Хорошо, что он был туп, как жираф, не то бы непременно обиделся.
– Че звали-то, какие проблемы? – отодвигая стакан, спросил он.
– У меня проблем нет, насколько я знаю, они есть у вас.
– Ну да, ты с Яковлевичем договорился?
– Нет, а если будете тыкать, не договоримся вообще.
– Да ладно тебе, мужик.
– Это мое условие.
– Базара нет. «Вы» так «вы». Только не обижайтесь, если иногда забуду, я всех на «ты» зову.
– Ладно расскажи, когда, где и как ты в последний раз видел брата.
– Первого августа в кабаке «Будь как дома». А как видел? Да как вас сейчас. Мы туда вечером завалили. Я, Генка и еще две телки.
– Какие?
– Из нашей фирмы, Настя и Белка. У нее какой-то праздник был – то ли день рождения отца, то ли день его смерти. Посидели, отдохнули, хотели уже к Насте сваливать. У нее дача недалеко. Только смотрю, Тузика все нет и нет.
– Кто такой Тузик?
– Водила мой. Он привез нас и отпросился на пару часов, по своим делам. Я не против, когда дел нет. Сидим, ждем, пьем коньяк, шампанское. Мы-то в норме, а Генку повело, он с бодуна был. Начал девкам юбки задирать, трусы стаскивать. Я его вывел на свежий воздух, чтоб отошел немного, а сам вернулся в кабак.
