– В том-то и дело. Из-за чего? Из-за чего Афганистан? Из-за чего Чечня, – сорвался, бесновато вращая белками глаз, Ухов. – Из-за чего или кого эти обреченные ребятишки?
– Успокойся, Макс, что-то еще можно исправить.
– Жизнь – не часы, ее не исправишь. Пойдем!
Дверь была бронирована примерно десятимиллиметровым металлом. Ее можно было только взорвать, рискуя обрушить кровлю и заживо похоронить несчастных. Ни звука не было слышно изнутри, но звериным чутьем я знал: Жора там.
– Ладно, Иваныч, работаем. Иди на их катер. Там наверняка сидит дежурный, который в случае опасности дает сигнал. Первым делом убери его, только тихо. А потом эвакуируй детей. Я пока поколдую над дверью, сдается мне, что она двойная с тремя ригелями, верх, низ и боковой. Работаем.
Чертовски это неприятная штука – на фоне белой стены спускаться в черноту, неизвестно куда. Сам ты просматриваешься великолепно. Поэтому маскироваться я не стал, наоборот, врубив фонарь, пошел в открытую, насвистывая бравую песню тореадора. Катер я заметил, когда до него осталось метров десять. Почти сразу же на нем зажегся прожектор.
– Выруби, дурак! – крикнул я, кое-как прячась в кустах.
Прожектор погас, и виноватый голос спросил:
– Это вы, дядя Жанны?
– Нет, тетя Жопы, давай трап.
– Сейчас. Что-то случилось?
С чернеющего борта упал трап.
– Парень с девкой, – сообщил я, забираясь на корму.
– Осторожнее, здесь перекладина, давайте руку.
Руку я ему подал и даже позволил ему помочь миновать эту самую перекладину, а потом резко, с хрустом и со вкусом выломал плечевой сустав. Он даже не понял, в чем дело, только слабо пискнул и потерял сознание. Ничего подходящего под рукой не оказалось, и я забил его звуковое устройство грязной брезентовой рукавицей. Осмотрев катер, я пришел к выводу, что парень на борту один.
Вдоль открытой задней палубы на всю длину проходила скамья, а под ней металлический ящик со всевозможным хламом. Именно туда я и погрузил невнимательного дозорного. В накладные ушки продел и закрутил болт.
– Ухов, – доложил я, вернувшись, – катер обезврежен. Как у тебя?
– Работаю потихоньку, – спокойно ответил он, и это было замечательно. Его психоз прошел.
– Какие сложности?
– Никаких. Давай сюда свои взрывпакеты и гранату. Патроны от ракетницы я тоже привяжу. Уводи детей и возвращайся.
Трудное занятие – собрать два десятка лишенных разума людей. Я нашел свою старую знакомую, видимо, она добавила.
– Тебя как зовут, детка?
– Леля! А ты Черный птиц с длинными красными ногтями и красным клювом?
– Нет, Леля, я просто человек.
– Врешь, ты каждый день приходишь за мной, Черный птиц, и хочешь забрать меня в малиновое небо. Я давно жду тебя. Я готова.
– Вот и отлично, забираем всех и летим на небо. Давайте все свяжемся одной веревкой и вместе улетим.
– Давай, только не обмани меня, Черный птиц. Я буду первая.
– Хорошо, Леля.
Запястье у нее было не толще кошачьей лапки, и на нем я затянул первый узел. Дальше пошло хуже. Тех, кто хотел лететь, оказалось больше десятка, еще пятерых я связал сонных. А трое парней и две девчонки оказались сверхагрессивными. Девчонок я все-таки привязал с применением силы, а парни сопротивлялись отчаянно, пришлось мне их вырубить. Когда я привязывал первого, Леля заголосила:
– Черный птиц, Черный птиц, он хочет тебя убить, оглянись.
Я вовремя отскочил, один из уже привязанных парней кинулся на меня с ножом.
– Спасибо, Леля.
– Ты мой друг, Черный птиц. И никто тебя у меня забрать не может.
Веселая перспектива, подумал я, перетягивая последнего парня. Парня можно было нести на одной руке. Но началось самое ответственное. Как спустить по узкой тропке толпу связанных одной веревкой, но лишенных координации наркоманов?
– Макс, если я их выставлю за ворота и плотно закрою? Может быть, этого достаточно?
– Может быть! Да, иначе они у тебя все посыплются вниз.
Раскрыв ворота пошире, я вытолкал все скопище обтянутых кожей скелетов и капитально закрылся изнутри. Начинался самый опасный момент нашей операции, самый опасный и непредсказуемый.
– Ты готов, Ухов?
– Я готов, а ты?
– Тоже. Где спрячемся? Может быть, в нише?
– А больше негде. Только спрячусь я, а ты выйдешь за ворота.
– Только с тобой вместе.
– А кто запалит заряды? Шнура у меня нет, а отсюда, из ниши, я выстрелю по ним из ракетницы.
– Нет, я останусь с тобой.
– Конечно, только тогда нас обоих оглушит взрывом, а сволочи спокойно смоются. Константин, это не геройство. Это рациональный подход к делу. Пока я очухаюсь, ты закрепишь наши позиции. Все, начинаем работать. Ворота можно не закрывать, все равно распахнет взрыв. Постарайся отвести наркоманов за первый уступ, там безопасней. Иди. Если что, то… Иди.
Тумаками и подзатыльниками я загнал свое стадо за основной портал устья пещеры. Вне часами показались секунды.
Ухнула гора, выплевывая из карстовой пасти красную слюну огня. Забалдела, заблеяла моя отара. А я был уже там – внутри. Натыкаясь на известковые обломки, в нише я нашел Ухова. Он сидел, прислонившись к стене, и глупо вращал глазами. Жив, а это самое главное. Теперь работаю, как говорит Макс, я один. Дверь оторвало, а точнее, отогнуло только наполовину. В нижней ее части образовался достаточно большой треугольный проход. Я уже влезал туда, когда где-то наверху рвануло опять. Наступила кромешная тьма. Видимо, последний взрыв вывел из строя динамо-машину. В коридорчике, где я оказался, находилась деревянная дверь, превращенная теперь в груду щепок. За нею вверх поднимались ступени, которые вновь упирались в дверь, сорванную теперь с петель. За ней находилась большая уютная комната с мягкой мебелью. На широкой софе лежала Валя с открытыми глазами и крохотными точками зрачков. Рядом на тумбе лежали два пустых шприца и один полный. У противоположной стены, улыбаясь, балдел Длинный Вован. Улетать он начал недавно, поэтому полного экстаза еще не добился. Комната кончалась узким крутым коридорчиком, в котором и лежали подонки. Хирург был без сознания. А Анна с Жорой на манер китайских болванчиков покачивали и трясли головами.
– Ну что, Иваныч, как дела?
– Нормально, Макс, вот только Жора еще шевелится, думаю, его надо загасить. Мало ли… взрыв, стукнулся человек головой об угол, и насмерть.
– Нет, Константин, он у меня подохнет, находясь в полном разуме и сознании. А этих двоих можно загасить. Особенно перчаточника. Нейрохирург, клятва Гиппократа, сволочь! Вон уже моргалки зашевелились. Двоих вяжем и в комнату. А Жорик пусть здесь побудет.
– Не возражаю. Только хирурга с Анной уже ждет Ефимов.
– Привезем трупы. Какая ему разница. Да, в общем, как хочешь, но с тем зверем говорить буду я.
Защелкнув браслеты, мы перетащили их в комнату. Вован входил в полный штопор. Валентина начала потихоньку оживать. Появился слабый румянец и восстановилось дыхание.
– Макс, я схожу заведу назад наркоманов.
– Они уже без тебя вернулись. Для них это трагедия. Мы лишили их последней радости. Теперь у них начинаются черные дни с красными птицами.
