– Благодарю вас, Алексей Николаевич. У меня для вас сюрприз.
– Начинается. И откуда ты свалился на мою седую голову?
– Осторожно, стульчик развалится, а сюрприз настоящий, его вам передал один наш знакомый.
Из тайничка я выудил массивный золотой перстень-печатку с вензелем «Ане» и протянул полковнику.
– Это что, взятка?
– Какая же это взятка, когда на перстне ваши инициалы. К, тому же вещь не моя, я просто выполняю поручение известного вам лица.
– Хорош, собака.
– Кто, мастер?
– Нет, изделие. Гляди-ка, как раз впору. Если от чистого сердца, то заберу.
– Носите на здоровье.
– Я чего пришел-то?..
– Вот и я думаю…
– Не хами, особенно старшим по званию.
– Да нет у меня никакого звания, полковник, отставной козы барабанщик.
– Вот и я думаю, не пора бы тебе пересмотреть свое поведение и место в обществе?
– А я уже пересмотрел и пришел к выводу, что я-то как раз на своем месте. Водку пить будете?
– Буду. Чего это ты сегодня ошивался возле дома Крутько?
– Да так, гулял, озоном дышал.
– Чего надышал?
– Ничего существенного. Зря день пропал.
– Не думаю. Серые «девятки» дарят не каждый день.
– Это не подарок, а оплата.
– Так вот откажись от нее, потому что лицензию мы тебе не продлим, если, конечно, не поумнеешь.
– Уже поумнел.
– Тогда рассказывай все, что знаешь и что успел вынюхать. Только коротко и конкретно.
Пришлось выложить все, что я знаю, начиная со вчерашнего вечера и кончая бегством четырнадцатилетнего оболтуса.
– Ну пацанчика-то мы словим, прямо сейчас.
Подвинув телефон, он набрал номер и выдал известные координаты почтальона.
– Звоните Гончарову. Я здесь жду. Оперативней! Отбой. Так что ты думаешь, Костя? Ты уверен, что три убийства подряд, совершенные одним почерком, не могли быть совершены Длинным Геной?
– Почти уверен.
– Но ведь кругом кровавые отпечатки его пальчиков, чуть ли не на потолке.
– Это тем более странно. Если он, конечно, не чокнулся. Но если бы он сошел с ума, то проявился бы обязательно.
– Я тоже так думаю. Сказать только боюсь.
Затрещал телефон, и полковник первым сдернул трубку. По мере того как его мозг всасывал информацию, физиономия его, словно мешок осьминога, меняла цвета.
– Что?.. Вы уверены?.. Когда.. Кто опознал?.. Ничего не трогайте, я выезжаю.
– Ну вот, – раздраженно бросив трубку, Ефимов допил остаток водки, – доигрался ты, Гончаров. Опять труп.
– Чей?
– Твоего почтаря.
– Где?
– В лесопосадке, едем.
Через двадцать минут мы стояли перед кучей веток, которыми был забросан труп мальчишки. На этот раз череп был расколот не колотушкой, а острием туристического топорика. Окровавленный, со множеством отпечатков, он лежал туг же. Удивительная забывчивость. Убийца прямо-таки делает рекламное объявление: «Не теряйте напрасно времени. Это сделал я, Длинный Гена».
– Что скажешь? – гневно пророкотал полковник.
– Это он, Сергей.
– И убили его из-за тебя, сукин ты сын, а не Гончаров. Спугнул зверя, и он этого малолетку пришил на всякий случай. Все, гуляй, и чтоб близко я тебя не видел!
Согласно кивнув, я поплелся к обводному шоссе. Именно там проскакивали редкие автомобили. Голосовал я минут сорок, пока наконец сердобольный частник или закаленный мышелов не подобрал меня. Домой я добрался в густых вязких сумерках.
Подъезд встретил меня запахом кошачьей мочи и кромешной темнотой. На ощупь, цепляясь за перила, я начал восхождение на родной четвертый этаж. На лестничном пролете от третьей площадки я вдруг оказался в невесомости. Черный космос с красными всполохами окружил меня. С бешеной скоростью я летел в нем, то и дело натыкаясь на метеориты, спутники и планеты. Легко и стремительно таранил их лбом. Они безмолвно рассыпались миллионами золотистых звездочек и огоньков, освобождая мне путь в дальнейший молниеподобный полет. Огромная базальтовая скала вдруг преградила мне путь. Остановиться или облететь ее я не мог. На всей скорости я врезался в нее головой и застонал от дикой всепроникающей боли.
Где я и что со мной? С трудом разлепив глаза, я увидел белый потолок с дорогой вычурной люстрой. Из пяти рожков горел только один, потому в комнате стоял полумрак. Пахло незнакомыми духами и псиной. Я попробовал чуть повернуть голову и вновь на какое-то время потерял сознание. Наверное, я вскрикнул, потому что, когда открыл глаза во второй раз, надо мной склонилось красивое женское лицо, обрамленное распущенными, чуть вьющимися волосами. Лицо склонялось все ниже и ниже, растворяя меня черными зрачками зеленых глаз. Эти глаза я уже где-то видел.
– Пить, – то ли прошипел, то ли прошептал я.
Кроваво-красный маникюр протер мои пересохшие губы влажной салфеткой. Потом ее руки коснулись головы, а перед глазами в глубоком вырезе халата появились две освобожденные резвящиеся титьки. Розовый сосок одной из них почти касался рта. Вытянув губы трубочкой, я плотно прижал его.
– Ого, мальчика потянуло на секс, – словно боясь спугнуть меня, констатировала женщина. – Значит, будет жить.
– Ты кто? – не выпуская соска, одним языком спросил я, чувствуя, как просыпается мое мужское начало вместе с головной болью.
– Твоя спасительница и соседка со второго этажа.
– Ты замужем? – лежа трупом, наглел я.
– Замужем, но мужа дома нет.
– Где он?
– Полгода уже по заграницам мотается.
– Полежи со мной.
– Тебе нельзя, у тебя сильное сотрясение, а возможно, и черепная трещина.
– Жалко! Мне очень хочется к тебе прижаться.
Тихонько засмеявшись, она сбросила халат и осторожно, боясь меня потревожить, легла под бок.
– Ого, это ты называешь просто полежать?
– А это не я, это он сам. Он всегда поступает помимо моей воли. А почему я голый?
– Я раздела тебя, когда притащила сюда. Ты был грязный, как черт. Пришлось тебя протирать влажным полотенцем и туалетной водой. Не двигайся, Господи. Дает же Бог людям. Не двигайся, я сама, только не помри, что я тогда делать буду.
Женщина изголодалась, впрочем, как и я. До утра продолжалось наше взаимное истязание, для меня оно периодически сменялось головной болью.
Под утро мы забылись, но ненадолго. Где-то в глубине квартиры послышался посторонний звук. Я, резко открыв глаза, напрягся, готовый тотчас же вскочить.
