ребенке, которого Марта носила под сердцем. Как отреагирует это чудовище, когда узнает? Обычно ребенок сплачивает семью, заставляет вспомнить о, быть может, утраченных чувствах, но Эдвард Хеннесси был выродком. Для него еще один ребенок – это еще один рот, который нужно кормить, и еще одна душа, которую можно терзать.
Я закрыла уши, чтобы не слышать его омерзительного храпа. Нет, я не могу остаться, я должна уйти, и как можно быстрее.
На следующий день Хеннесси объявил, что собирается в Хендерсон, деревушку в пятнадцати милях от фермы, чтобы купить нового мула. Вернуться он должен был через сутки. Наконец мои мольбы были услышаны. Сразу после его отъезда я сказала Марте, что ее муж велел мне заменить ее в поле. Миссис Хеннесси все еще чувствовала себя больной и с удовольствием воспользовалась возможностью провести день в постели. Я быстро собралась: сверток с едой, нож и одеяло. Около восьми утра я уже готова была пуститься в путь. На ферме было тихо. Рабы уже два часа как работали, девочки играли в комнате матери.
Я шла быстрым шагом весь день, останавливаясь только для того, чтобы поесть и немного передохнуть. Сейчас я была рада тому, что на ступнях у меня наросли толстые мозоли: земля была довольно каменистой, и раньше я ни за что бы не прошла весь этот путь, не изранив в кровь подошвы. Я знала, что Хеннесси пустит по следу собак, и поэтому старалась идти вдоль русла ручья, чтобы сбить запах. Я слышала об этом приеме от рабов, вскоре после того как поймали Исаака. Исаак пользовался этим приемом, и тем не менее его поймали. Я старалась не думать ни об Исааке, ни о собаках. Безобразное жестокое лицо Эдварда Хеннесси стояло передо мной весь день, подгоняя меня, когда наваливалась усталость.
Я шла на юг, в направлении Луизианы. Я не имела ни малейшего представления о географии этой части континента. Знала только, что местность здесь камениста и покрыта лесами и что мне, возможно, придется идти не один день, пока я набреду на жилье. Я придумала, как я объясню, почему у меня такой измученный вид: будто мы с семьей, мужем и ребенком, ехали на Запад, но на нас напали разбойники, которые украли все наше имущество, убили мужа и ребенка, а меня бросили умирать. Я надеялась убить сразу двух зайцев: возбудить в людях сочувствие и жалость и отмести от себя всяческие подозрения. Тогда едва ли кто-нибудь подумает, что перед ними не жертва разбойников, а беглая рабыня.
Собак я услышала перед наступлением сумерек. Вначале я не поверила своим ушам. Я замерла, прислушиваясь, и чем отчетливее становились звуки возбужденного лая, тем темнее становилось у меня на душе. Лай звучал для меня как похоронный колокол. Не может быть, чтобы это были собаки Хеннесси, успокаивала я себя. Он должен вернуться только завтра! Но лай приближался. Они хрипели, надрывались… И я побежала. Я бросила мешок, в котором был нож. Поваленные деревья, узловатые корни превратились в моих заклятых врагов, камни осыпались под ногами, я карабкалась на холмы, спотыкалась и скатывалась, а лай между тем все приближался. Я уже слышала хриплый властный голос.
Я поняла: еще немного, и голодные звери раздерут меня на куски. Увидев высокую ель, я с трудом вскарабкалась на нее. Собаки появились словно из-под земли, окружив дерево со всех сторон. Я чувствовала их влажное, учащенное дыхание, лай стоял в ушах сплошным гулом. Я посмотрела вниз: разинутые рты с кроваво-красными языками и острыми белыми зубами; глаза горят голодным огнем. Закричав от страха, я полезла выше. Трудно представить себе смерть страшнее, чем от клыков этих адских созданий.
Тут появился Хеннесси и замахнулся на собак плеткой.
– Слезай, – приказал он. Я покачала головой.
– Вначале пристрели меня, а потом скармливай своим псам.
– Они тебя не съедят, – с довольной улыбкой проговорил Хеннесси. – Они научены загонять добычу, а не есть ее. Слезай оттуда, стерва.
Хеннесси бросил собакам дохлого кролика, припасенного в седельной сумке, и собаки разорвали его в одно мгновение. Мне с трудом верилось, что меня они бы не тронули.
– Слезай, – еще раз позвал Хеннесси. Вцепившись в грубую шершавую кору, я изо всех сил затрясла головой. Я боялась его. Он убьет меня, я знала, что он убьет меня или искалечит, как Исаака.
Хеннесси спешился и подошел к дереву. Очень спокойно он поставил ногу на нижнюю ветку, покачался, проверив ее на прочность, и полез выше. Некоторые ветви обламывались под его тяжестью, но он как-то умудрялся не падать. Он приближался медленно, но неумолимо. Дальше я залезть уже не могла.
Я посмотрела вниз, на его обращенное кверху лицо. Глаза его блестели от возбуждения, он ухмылялся, в уголках рта собралась слюна, совсем как у собак. Он протянул руку и ухватился меня за колено. Я попробовала лягнуть его, но он прочно держал мою ногу. Он потащил меня вниз. Я чувствовала, что медленно, но верно сползаю, и вскоре мы оба тяжело упали на сухую землю под деревом. Он схватил меня молча, зажав огромной ручищей рот, чтобы приглушить мои вопли. Вначале я решила, что он хочет изнасиловать меня, чтобы отпраздновать успешное предприятие, но позже увидела, что в глазах его горела не похоть, а самая настоящая ненависть. Он опустил руку и, когда я снова завопила, ударил меня всерьез. Я провалилась в ночь, и только вкус крови во рту говорил, что я еще жива.
– Стерва, проклятая стерва, – шипел он, поднимая меня на ноги.
Меня качало.
– Почему… ты… не убил… – бормотала я заплетающимся языком.
– Ты удивилась, увидев меня? Мне не пришлось ехать в Хендерсон. Нашелся сосед, готовый продать мне мула. Удача, ничего не скажешь. У тебя не было времени, чтобы уйти далеко. Залезай на лошадь.
– Я…
– Залезай!
Он сгреб меня в охапку и забросил на седло, затем вскарабкался сам и свистом подозвал собак, которые, утолив голод, смотрели на меня уже не так кровожадно.
Дорога назад оказалась на удивление короткой, а ведь мне казалось, что я успела пройти миль сто. На ферму мы приехали, когда почти стемнело. Только здесь, во дворе, я почувствовала, что такое настоящий страх, от которого липким потом покрывается тело. Я знала, что он не оставит мой поступок безнаказанным. Он мог бы избить меня до смерти в лесу, но он этого не сделал. Значит, он готовил что-нибудь похуже.
Хеннесси приказал испуганным рабам развести во дворе костер. Они поспешили выполнить приказание: принесли несколько вязанок хвороста и немного дров. Вскоре в самом сердце поселения запылал высокий костер, осветивший шаткие строения розоватым светом, и длинные уродливые тени легли вокруг построек.
