– Благодарю, сударь, но я не нахожу ничего предосудительного в манерах вашего брата. Вы, верно, забыли, что и я провела много дней в весьма сомнительной компании и, боюсь, слегка подрастеряла достоинство.
– Неправда!
– Немыслимо! – хором запротестовали братья.
– Золото, – галантно заявил Доминик, – всегда будет ярко сверкать, если его поскрести хорошенько, даже если на нем лежала пыль столетий.
На сей раз я не удержалась и рассмеялась.
– Спасибо вам, Доминик. Я никогда не слышала ничего приятнее.
– У шпаги может быть два острых края, но у хорошего комплимента не должно быть больше одного. Хотя откуда взяться мозгам у такого… – заявил Пьер.
Глаза Доминика сверкнули.
– А кто ты, если не контрабандист и вор? Сопляк! Я водил за нос англичан, когда ты еще играл в солдатики!
– Может быть, – поддразнил брата Пьер. – Но ты хоть одного поймал?
– Ты еще смеешь спрашивать! Клянусь твоей костлявой задницей, я выпускал из них дух и бросал за борт так же играючи, как я скину тебя сейчас с балкона мадемуазель.
В мгновение ока Доминик сгреб младшего брата в охапку, и тот, несмотря на то что был выше на целую голову, беспомощно барахтался в его объятиях.
– Где? – быстро спросила я, надеясь, что смогу таким образом предотвратить кровопролитие. – Где вы рубали англичан, Доминик?
– Ну так как, бился я с англичанами или нет? Что скажешь, Пьер?
Пьер согласно затряс головой, и Доминик милостиво опустил его на землю. Тут я услышала историю братьев Лафит.
Братья родились на Гаити еще в то время, когда остров был французской колонией, до того знаменитого и кровопролитного восстания рабов, которое в 1799 году принесло черным независимость. Александр, старший из братьев, стал капитаном капера и, как было принято в среде таких, как он, взял себе новое имя – Доминик.
Доминик, как владелец частного судна, которому с разрешения властей полагалось нападать на коммерческий флот неприятеля, имел на борту официальный документ, дающий право грабить иностранные суда, главным образом испанские и английские, именем Франции. Само собой, война приносила доход, и младшие братья с радостью последовали за старшим в его опасном, но прибыльном деле.
Доминик промышлял во французских водах, где он снискал себе славу еще как канонир наполеоновского флота. Младшие братья присоединились к своему кузину, Рене Белушу, имевшему уже двенадцатилетний опыт каперства. Когда ситуация на Гаити стала критической, братья помогли многим выходцам из Франции покинуть остров и перебраться в Новый Орлеан. Там же братья заручились правительственными документами и приобрели собственный корабль.
С переходом Луизианы к Штатам ситуация изменилась. Америка была нейтральным государством, не вела, как Франция, войны с Англией, Голландией и Испанией. Следовательно, институт каперства был упразднен. Однако Жан, как и другие каперы, решил не бросать прибыльного, но ставшего нелегальным ремесла. Используя Луизиану как базовый порт, Жан и Пьер стали пиратами; Доминик, вернувшийся из Франции, вошел в семейное дело.
Пираты не должны были сдавать львиную долю награбленного, как это делали каперы, в казну, не платили налогов, вместо этого они сбывали товары оптовым торговцам в Новом Орлеане. Американские пошлины на импорт и эмбарго на судовладение, введенные в 1807 году, взвинтили цены на рынках. Пираты-контрабандисты, которых расплодилось к тому времени немало, вскоре поняли, что рынок практически пуст и у них готовы с руками оторвать любой товар. Стихийная конкуренция между пиратами заставляла сбрасывать цены, и вскоре для всех контрабандистов стало очевидно: необходима защита от стихийности.
– Например, – пояснил Доминик, – какой-то желторотый юнец решил податься в пираты. Он добывает себе судно, нападает на большой торговый корабль и вдоволь хлебает лиха, если он, конечно, не настолько глуп, чтобы захлебнуться в нем. В итоге теряют все: торговцы, пират и общество. Безнадега!
– Пусть ему даже удается захватить корабль, и тогда что? – вступил в разговор Пьер. – Где он продаст товар? У него нет нужных связей. Он хочет сбыть рулон шелка, а торговец предлагает ему доллар за все, добавляя при этом, что берет товар только в качестве одолжения.
– Значит, если у вас много товаров, вы можете диктовать свои требования? – спросила я.
– Вы чертовски быстро все схватываете, – гордо сказал Доминик. – Из нее выйдет неплохая пиратка, а, Пьер?
– Так что вы сделали? Дальше что было?
– Мы разработали «Пиратскую конвенцию». Это случилось шесть лет назад, помнишь, Пьер? Прямо здесь, на этом острове. Мы встретились на Гранд-Терре: Винсент Гэмби, Рене и Чигизола – Отрезанный Нос. Винсент и Чигизола каждый мнили себя умнее других, каждый хотел стать здесь императором, и ради этого они готовы были пожертвовать всеми, им было наплевать, сколько прольется крови и перережут глоток, ублюдки проклятые. А организации, как вы понимаете, нужен только один вожак.
– Конечно, – согласилась я, с нетерпением ожидая продолжения истории.
– Ну что же, вы можете себе представить, как все было, – медленно проговорил Доминик, несомненно, польщенный тем, что оказался в центре внимания. – Вот мы все стоим, у каждого шпага наизготове и кинжал в зубах, здесь, на песчаном пятачке, словно в ожидании второго пришествия. И в определенном смысле так и было. На роль мессии претендовали четверо: Рене, Отрезанный Нос, Винсент и Жан. Пьер и я были вне игры, поскольку оба мы признавали, что Жан смышленее нас, да и работать для Гэмби или Чигизолы никто из нас не стал бы. Ладно, не важно. Рене Белуш всех бы устроил, беда лишь, что ему нравилось моряцкое дело да женщины куда больше, чем деловые расчеты и управление. Винсент стремился
