туманного будущего с человеком, который все еще был мне чужим, я оставляю на Гранд-Терре лучшего друга. Гарт ждал на берегу.
– Ну что же, Гарт, – сказала я, закрывая от солнца лицо шляпой, – ты видишь: я сдержала слово.
– Я готов был пуститься на поиски, Элиза. Пошли?
Я поцеловала Лили и помахала на прощание толпе пиратов, издали наблюдавших за нами. Там были и Пьер, и Доминик, и те, с кем я сражалась бок о бок на «Мэри Роуз», и те, с кем я подружилась во время полных приключений недель на «Элизе». Гарт помог мне сесть в шлюпку, и я, обернувшись, помахала рукой. Ответом мне был дружный веселый рев и выстрелы в воздух. Я отвернулась, чтобы Гарт не заметил слез.
Счастливый остров остался за моей спиной. Я без сожалений покидала и Гранд-Терру, и Лафита, с надеждой всматриваясь в пока еще туманный горизонт.
Глава 10
ДОМ НА СТЕЙТ-ЧАРЛЬЗ-СТРИТ
Гарт проводил меня в небольшую каюту.
– Не так роскошно, как на «Элизе», но и не так тесно, как на «Красавице Чарлстона», – сказал он, гостеприимно обводя рукой комнату, – Для трех дней плавания, я думаю, сгодится.
Я огляделась. Каюта была обставлена просто и грубо, но чисто.
Я развязала шляпку и бросила ее на койку.
– Благодарю, – вежливо сказала я, – вполне удобно.
– Койка узковата для двоих, – с простоватой улыбкой заметил Гарт.
– Я бы предпочла спать на палубе, – поспешила ответить я, – тем более что мне не привыкать.
Он усмехнулся.
– Ну зачем, Элиза, в этом нет необходимости. Ты можешь спать одна, я не стану тебя беспокоить.
Я удивленно вскинула брови.
– Только не говори мне, что ты изменился.
– Я все тот же, зато ты стала другой. Не сомневаюсь, что ты снесешь мне голову, если тебе что-нибудь не понравится. Уверен, ты захватила с собой пистолеты, а как ты с ними управляешься, я уже видел. Располагайся, Элиза, и чувствуй себя как дома, – сказал он у двери. – Я могу подождать. И, держу пари, дольше, чем ты.
Я села на койку, откинув волосы.
– Ты проиграешь пари, Гарт. Я действительно изменилась. Одного не пойму: зачем я тебе? Что движет тобой: простое любопытство или твой вкус извратился настолько, что ты стал падок на женщин, принадлежавших ворам и разбойникам?
Гарт, скрестив на груди руки, прислонился к двери.
– Мне приходилось довольствоваться и гораздо худшим, в зависимости от того, где был я и что было мне доступно. Ты знаешь, Элиза, я всегда жалел тех, кто объезжает чужих лошадей. Он проливает пот, зарабатывает синяки и шишки, а когда результат достигнут, кобыла превратилась в славное, послушное создание, ее забирают и ему остается лишь со стороны наблюдать, как на ней ездит другой – тот, кто не понимает ее так, как объездчик, и не в силах оценить по достоинству. Я своих лошадей объезжаю сам. Только так можно узнать их повадки, возможности и темперамент.
– Ах так? – Я едва сдерживала гнев. – И всегда ли ты отслеживаешь, что дальше происходит с испорченными тобой девственницами, всегда ли проверяешь, насколько хорошо усвоили они преподанные тобой уроки?
Гарт весело расхохотался.
– Это было бы невозможно! Их слишком много. Но ты, Элиза, моя любимая ученица. Мне было чертовски приятно найти тебя в добром здравии и такой же красивой, как и прежде, даже еще красивее.
Подмигнув мне на прощание, Гарт вышел за дверь. Я запустила в него туфелькой.
– Собака, негодяй! – закричала я вслед, затем перевела дыхание.
Что я делаю? Он не изменился ни на грамм, и я вела с ним так же, как в худшие времена на «Красавице Чарлстона», будто Жана Лафита не было вовсе. Я вновь стала невыдержанной и по-детски вздорной, до крика и слез обижаюсь на его грубые шутки и издевки.
Три дня и две ночи – столько, сколько требовалось, чтобы доплыть до Нового Орлеана, – Гарт намеренно держался на почтительном расстоянии. Я чувствовала, что он ждет, пока я сама брошусь ему на шею, и решила не идти ему навстречу – пусть ждет до седых волос.
Вечером второго дня я заметила, что он все еще прихрамывает.
– Кто-нибудь смотрел твою рану? – спросила я.
– Нет. Мой личный врач не любит плавать.
– Я могу посмотреть, если хочешь, – предложила я.
– Даже так? – удивился Гарт. – Мне надо бы догадаться, что ты стала разбираться в таких вещах. Однако раньше, если память мне не изменяет, материнские чувства тебе были незнакомы. Пройдем вниз?
– Можно посмотреть и здесь, – безразлично заметила я.
В каюте я промыла и тщательно осмотрела рану. Мне показалось, что у Гарта жар.