плюхнулся на землю, за шкирку вытащил ребенка, отбросил в сторону. Сел на верблюда и поехал своей дорогой.
Ребенок пережил страшный стресс. Защищая психику от травмы, подсознание вычеркнуло этот случай из памяти мальчика. Когда он пришел домой, то не мог объяснить, почему мокрый и грязный. Мальчика звали Иешуа.
Вывод Шуры: если бы дедушка Мунаввих не совершил добрый поступок, то человечество не узнало бы величайшего мессию и спасителя. Получается, что один импульсивный акт доброты зачеркивает сотни кровавых преступлений. И не важно, что история умалчивает о подвиге Мунаввиха, в Библии об этом не прочитаешь. Но мы-то знаем! И тысячи других зародышей знают!
Женя с братом была в корне не согласна. С ее точки зрения, лишь та доброта достойна восхищения, которая естественна и некорыстна да еще сопряжена с угрозой для милосердного человека. Аргументы? Жизненный путь перечисленных бабушек. В разные времена и в разных странах они подвергали себя опасностям и страшно рисковали, движимые абстрактной добротой. Прятали и тайно выхаживали раненных воинов противника. Необязательно влюблялись в них. Бабушка Ольга вообще боялась печенега, которого скрывала в лесной землянке. Каждый раз, принося ему целебный настой из трав и еду, испуганно замирала: до чего же страшен ирод!
Если бы двойняшки не уснули и спор состоялся, Женя обязательно сказала бы, что доброта – родная сестра любви. Ведь когда человек любит, он добр и великодушен, весь мир готов облагодетельствовать. Значит, чем больше любви, тем больше доброты. И надо, чтобы все всех любили.
Шурка сказал бы, что сестру хлебом не корми, дай любовь воспеть. И опять вспомнил бы про сумасшедший дом дедушки Вадима. Об этом они уже говорили. Как ни велико количество предков, а повторения неизбежны.
Утром за завтраком на вопрос мамы, как ты себя чувствуешь, Нина пожала плечами:
– Нормально. Почему спрашиваешь?
«Потому что ты беременна и скрываешь от меня! – хотелось крикнуть Эмме Леонидовне. – Словно я не родная мать, а посторонний чужой человек! За какие провинности я не удостаиваюсь откровенности? Неужели не понимаешь, что твое молчание для меня сродни пощечине?»
– Ты… ты бледная какая-то, – выдавила Эмма Леонидовна. – Мне показалось, тебя тошнило в ванной.
– Да… это… небольшое отравление, вчера в институтском буфете что-то несвежее съела. Похоже – винегрет.
– Винегрет, значит? Как скажешь. Не забудь выкинуть мусор. И в следующий раз получше заметай следы.
Мама ушла на работу. – Какие следы? О чем мама говорила? Нина открыла дверцу стола, за которой хранилось мусорное ведро. – О дьявол! Груда коробок от тестов. Мама все знает. Хотела услышать от меня правду и не услышала. Обиделась, наверное. Только этого не хватало!
Нина схватила сотовый телефон и набрала мамин номер.
– Да, Нина?
– Мамочка! Я тебе обязательно все объясню!
– Какая-нибудь версия, что тесты делала подруга?
– Нет, я их делала.
– Это не от Вани?
– Нет.
– И что дальше?
– Не знаю. Мамочка, мне ужасно плохо и страшно! И не сказала поэтому, чтобы и ты не переживала.
– Глупости! О ком мне еще переживать! – Мамин голос явно потеплел. – Срок большой?
– Шесть недель. Самое ужасное, что их двое!
– Кого «их»?
– Детей, зародышей, эмбрионов, яйцеклеток… не знаю, как это называется! – всхлипнула Нина.
– Я возвращаюсь домой.
– Не стоит, ведь тебе обязательно нужно быть сегодня на работе.
– Троллейбус подошел.
– Поезжай спокойно, вечером поговорим.
– В конце концов, ничего трагического не произошло, никто не умер. Держись, мы прорвемся. До вечера!
«Никто не умер, – пробормотала Нина, отключив связь. – Даже напротив, появился. Непрошеный, негаданный и вдобавок удвоенный. Здравствуй, попа Новый год!»
– «Попа», – это про тебя! – быстро среагировала Женя.
– Почему? – возмутился Шурка. – Сама ты задница!
– Ах, не будем спорить! Вопрос, кто из нас первый или лишний, лежит в области софистики. Ответы равнозначны.
– Вот именно! И не смей обзываться! Все равно я больше ругательств знаю. – Шура на секунду задумался. – Сто семнадцать вариантов слова «задница» на разных языках.
