– Не мешай! – остановила брата-правдолюба Женя. – Бабушка по теме правильно обманывает. Кроме того, в ее памяти та сцена могла запечатлеться с вариантами. Женщинам это свойственно. Бабушка Ванда про каждого мужчину, который на нее взгляд бросил, говорила, что он безумно в нее влюблен.
– Сама помолчи! Что женщин медом не корми, дай приврать – хорошо известно.
– Потому что…
– Замолкни! Давай слушать!
На вопрос дочери, хотел ли папа еще детей, Эмма Леонидовна отрицательно помотала головой:
– Не в этом дело. Папу оскорбило, что я выставила его слабым, неготовым разделить со мной возникшие проблемы и трудности.
– Сравнение со мной и Сергеем, – теперь Нина мотала головой, – некорректно. Вы были семьей, имели больного ребенка, то есть меня…
– Жили в коммуналке, – кивнула Эмма Леонидовна, – сырая девятиметровая комната и соседи алкоголики.
– Вот именно! А мы, я… Сергей…
– Ты же сама говорила, что восхищаешься его мужественностью.
– Восхищалась. Правильнее употребить прошедшее время. Ничего не понимаю! – в отчаянии проговорила Нина. – Это не представить! Где были мои глаза? И он не такой! Казался…
– Всякое в жизни случается. Ошибиться легко. У Ниночки отчим был подпольным валютчиком.
– При чем здесь отчим тети Нины?
– Говорил, что секретный конструктор, и все верили. Десять лет! Радовались, что хорошо зарабатывает. А потом его посадили. Есть какое-то стихотворение известное, про то, что людям нравится заблуждаться.
– Пушкин. «Ах, обмануть меня нетрудно! Я сам обманываться рад».
– Даже Пушкин не избежал. Ниночка, у одной моей приятельницы, коллеги по работе, зять вольный программист, то есть волен спать сколько хочет.
– Мама, ход твоих рассуждений мне непонятен.
– Нормальный ход, материнский. К тому веду, что никто вольного программиста в зятья не хочет. Но ведь главное, что дочь моей подруги мужа любит!
– И прекрасно.
– Вот именно. Все прекрасно, что хорошо человеку, а не его малочисленной родне.
– Мама, я опять теряюсь. Ты какая-то странная.
– Когда наступаешь на горло собственным мыслям… что усмехаешься? Так нельзя сказать?
– У мыслей горла не бывает, поэтому наступать не на что.
– Это филологически, а практически в жизни часто приходится. О чем мы говорили?
– Мне понять не удалось.
– О зятьях, программисте непутевом, но ведь тоже вдуматься… – Мысли Эммы Леонидовны путались, выхватывались из разновременных рассуждений. Ей казалось простым и логичным все, что она говорит. – Материнская участь заключается в жертвенности!
– Ты про то, что я своим будущим должна пожертвовать ради зародышей, которые во мне поселились?
– Совершенно не про то! Мы не о тебе говорили.
– Разве?
– Нет, по большому счету, конечно, про тебя. Но для примера – обо мне.
– В том смысле, что ради меня ты пожертвовала другими детьми?
– Какая глупость! Кто это сказал?
– Кажется, ты.
– Нина! Не приписывай мне того, чего я не говорила и не думала!
– А что ты думала?
– Сейчас вспомню… жертвенность… Вот! Мое отношение к твоему верхолазу не должно превалировать над твоими чувствами к нему!
«У мамы в голове неразбериха, – подумала Нина. – Ее обидит, если скажу, что в последнюю очередь брала во внимание ее отношение к Сергею».
Эмма Леонидовна, которая чувствовала, что мыслит здраво, а выражается коряво, поставила точки над «и».
– Настоятельно советую, обязательно рекомендую: поговори с Сергеем! Получи его ответ. Удостоверься в правильности решения.
– Мама, у него маленькие дети.
– Все равно!
