– Таня! Может быть, пойдёшь в педагогический? – робко подсказываю я, так как далеко не уверена в педагогических способностях Тани. Да и слова «учитель» и «подвижник» для меня синонимы.
– Нет, в пединститут я не пойду, в медицинский и сельскохозяйственный также не хочу. Интереснее всего, по-моему, быть геологом-разведчиком. Правда, мама? Бродить с экспедицией по глухой тайге, в поисках полезных ископаемых… Спать в палатках… Ты только представь себе: тёмное небо, тёмная вода, тёмный лес кругом, огромные пустынные горы вдали. Ярко пылает костёр, искры летят в темноту. Всхрапывают где-то рядом, но в темноте не видно где, вьючные лошади… Ах, хорошо! Решено! Я буду геологом!
– Романтика все это, – нарочито равнодушно говорю я, хотя и у меня от картины, нарисованной Таней, дро гнуло сердце, и меня потянуло в неведомую даль. – Все это хорошо, пока здоров, молод, полон сил. Со временем придёт усталость от кочевий, потянет к оседлой жизни, захочется домашнего уюта, детей…
– Пф-ф! – пренебрежительно фыркает Таня. – При чём тут дети! Я не собираюсь обзаводиться ими!
– А если они всё-таки будут? Не потащишь их с собой в экспедицию, в рюкзак не положишь… Волей- неволей будешь сидеть дома. Нет, геолог – сугубо мужская профессия.
– У тебя удивительно устаревший взгляд на вещи, мама! Ну кто нынче так рассуждает?! Мужская, женская профессия… Как будто тысячи женщин не овладели «сугубо» мужскими профессиями!
– Давай не будем об этом спорить. Все это, Таня, я знаю не хуже тебя. Но на геологический факультет я тебе всё-таки не советую идти…
– Ну вот, всегда так! – надувшись, говорит Таня. – На словах: «Иди, куда хочешь!», а на деле: «Туда нельзя!», «Сюда не советую!» – И она, оскорблённая, выходит из комнаты.
Чтобы хоть немного ориентироваться, купили сравочник для поступающих в вуз. Но он только осложнил дело. В нашей стране оказалось такое огромное количество вузов, с такими интереснейшими специальностями, о которых мы и не подозревали, что выбрать было совершенно невозможно. Конечно, это замечательно, что наши дети могут избрать любую специальность. Но счастье балует. Знают ли они о том, что когда-то всё было иначе? Достаточно ли ценят настоящее, не зная, каким было прошлое?
Рассказала Тане о своём отце, сельском учителе. Отец был незаурядным человеком, мечтал об университете, но мечта его так и не осуществилась.
– Ну, мама, это когда-а было! – разочарованно протянула Таня. Для неё имело смысл только настоящее, а то, что происходило до революции, было уже из учебника истории.
Наконец-то закончились экзамены у Тани. Она получила серебряную медаль. На выпускном вечере, где окончившим школу в торжественной обстановке вручались аттестаты зрелости, выступила и я с небольшой речью. Поблагодарила школу, учителей за то, что они много сил отдали нашим детям, выразила надежду, что все питомцы школы найдут свою верную дорогу в жизни и будут достойными гражданами своего отечества, и закончила речь так:
– У нас с мужем, как в русской народной сказке, три дочери. Так вот, если первые две дочери – серебряные, то третья дочь пусть будет золотой!
Все засмеялись и проводили меня аплодисментами. Я не обмолвилась, назвав старших дочерей «серебряными»: ведь Лида тоже закончила школу с серебряной медалью. Теперь остаётся только пожелать, чтобы сбылось моё пророчество в отношении Оли.
Домой мы возвращаемся в приподнятом настроении. Таня, сияющая, идёт между мною и отцом. В руках у неё огромный букет белой сирени, в который она то и дело погружает разгорячённое лицо.
– Ух, хорошо! – со счастливой улыбкой говорит она. И это «хорошо» относится и к запаху сирени, который кружит голову, и к тому, что экзамены позади и впереди открыта широкая дорога в будущее; относится, может быть, и к Володе Добрушину, вручившему этот букет.
Таню и дома не оставляет это взволнованное состояние счастья. В белом платье, надетом ею для выпускного ве чера, она ходит по комнате и строит планы на будущее. Сообщив о том, что её подруга Катя едет в Московский университет на биологический факультет, она вдруг говорит задорно:
– А почему бы и мне не поехать в МГУ? Разве плохо быть геоботаником? Те же экспедиции, та же полевая исследовательская работа… Уж если ты, мама, не разрешаешь мне быть геологом, то против геоботаники, надеюсь, не будешь возражать?
– Да, геоботаником неплохо быть, – говорю я. – По крайней мере полгода будешь сидеть на месте, разбирать свои гербарии…
– Ура! Решено. Еду в Московский университет! – Таня звонко чмокает меня в щеку.
Иван Николаевич хмурится. Ему определённо не нравится ни легкомыслие Тани, ни моё потворство этому легкомыслию.
– Сомневаюсь, чтобы тебя приняли в Московский университет, – говорит он. – Пустая затея…
– А почему же Катя едет?
– Потому что у Кати золотая медаль, а у тебя серебряная! – резко, точно вымещая свою досаду, говорит Иван Николаевич и добавляет уже мягче. – Надо реальней смотреть на вещи… А тебе удивляюсь, твоей наивности…
Последнее относится уже ко мне.
Поникнув, Таня медленно выходит из комнаты. Мне до боли жаль становится её, и я обрушиваюсь на мужа с упрёками:
– Зачем ты обидел девочку?! Не было никакой медали, говорили: «Хоть бы серебряную получила!» Получила серебряную: «Почему не золотая?!» Совсем как в сказке о золотой рыбке. Таня могла вообще не получить никакой медали. Вспомни, как она училась в седьмом клас со! И сколько упорства, настойчивости, усилий приложила она, чтобы наверстать упущенное! Она счастлива была, а ты отравил ей радость!
Иван Николаевич молчит пристыженный. Он сознаёт, что на сей раз я права, не стоило обижать девочку. Не сам ли он ещё недавно говорил: «Никто в доме не занимается столько, сколько Таня. Как ни проснёшься ночью, она все над книгой!».
Недаром в аттестате Тани лишь одна «четвёрка», да и получена-то была эта «четвёрка» в седьмом
