– Не обязательно лично. Передай кому-нибудь. Элмару, Жаку, или своей девушке. Все равно. Они передадут. Только запомни как следует хоть на этот раз. Марайя – это методика создания фантомов и маскировки путем замены своего изображения иллюзорным изображением окружающей среды. Повтори.
Кантор послушно повторил три раза, запомнил, после чего не удержался и спросил:
– А зачем ты мне снился? И что ты тут делаешь?
– Давай по порядку, – улыбнулся Шанкар. – Сначала, что я тут делаю. Я тут зацепился, когда возвращался после общения с одним недоумковатым некромантом, о котором ты знаешь не хуже меня. Из чистого любопытства остался, интересно было посмотреть, что из всего этого выйдет. Да и надоело мне там, где я был. Скучно, противно, да еще и больно бывает… Все равно мне скоро на новое перерождение, вернуться всегда успею. Мне там недолго осталось. Вот я тут и сижу. А зачем я тебе снился… Просто хотел, чтобы ты передал Шеллару, что такое марайя. Может, он все-таки придумает, как извести этого дракона. У меня к нему должок имеется, если ты знаешь.
– К королю? – не понял Кантор.
– К дракону. Он ведь меня убил, этот подлец, и я на него до сих пор за это обижен. Ты разве не знал?
– Не знал. Я слышал, что соратники Элмара погибли, но не знал точно, как. Этель тоже?..
– Нет, Этель как раз не пострадала совсем, живет себе в своей башне, что-то исследует.
– И почему бы тебе было ей не присниться?
– Потому, что классические маги не попадают сюда. Странное место, я о таком не слышал, а таких вещей, о которых я не слышал, крайне мало в природе. Ты откуда о нем знаешь?
– О Лабиринте? Мне отец рассказал.
– Ах, вот оно что… Да, загадочный он был человек, твой отец…
– А ты не знаешь, куда он делся?
– Что я, по-твоему, бог?
– Нет, я просто подумал, что мертвые знают намного больше, чем живые, и…
– Ну что ты, мы знаем столько же, сколько и при жизни.
– А откуда же ты знаешь, что сейчас творится в мире живых?
– Так ведь я знаю только то, что произошло после моей смерти. А твой отец пропал уже давно. Еще что-то спросишь? Живые обожают задавать вопросы, я сам таким был.
– А скажи, – тут же спросил Кантор, – что там, после смерти? Там действительно что-то есть?
– Это у кого как, – пожал плечами Шанкар. – У меня есть. Я проведу положенный мне срок в царстве мертвых и потом смогу родиться снова. В других учениях все происходит иначе.
– И ты снова будешь мистиком?
– А вот это я не знаю. Вряд ли мне стоит рассчитывать вообще родиться человеком. В последней жизни я здорово отяготил свою карму убийствами, пока болтался по свету с Элмаром… А если ты хочешь узнать, что будет лично с тобой, когда ты умрешь, то этого тебе никто не скажет. Сам узнаешь.
– А будущее ты можешь видеть?
– Иногда. Но я тебе ничего не скажу.
– Скажи хоть, что с Ольгой случилось? Почему ее выносили на носилках?
– Вот придешь в себя, сам узнаешь.
– А что с ней будет?
– Это от тебя зависит.
– От меня? А что я должен делать? И что с этим проклятием недоделанным? Ты знаешь?
– Как ты любишь задавать по много вопросов сразу! Ничем оно никому не грозит, это проклятие, ты правильно понял. Просто… как бы тебе сказать… ей можно встречаться и выходить замуж за кого угодно, но с человеком, с которым она связана, ей будет лучше всего.
– Может, мне стоит на ней жениться? Или что?
– Не надо. Пока. А потом сами разберетесь. В первую очередь сам разберись в себе. Договорись как- то со своим внутренним голосом, который тебя так раздражает.
– А он что, теперь навсегда останется? – испугался Кантор. – Я что, с ума сошел, или что это значит?
– Нет, – засмеялся мистик. – Это означает, что ты становишься собой. А теперь тебе пора идти.
Кантор и сам почувствовал, что ему пора идти, и даже точно понял в какую сторону.
– Ты меня не проводишь? – спросил он, поднимаясь.
– Нет, – покачал головой Шанкар. – Мне нельзя в ту сторону. Иди.
И в-пятых, вспомнив этот разговор, Кантор подумал, что он полный болван. Спрашивал, что попало, а о том, что пять лет не давало ему покоя, так и не спросил. Что теперь, опять попытаться придавить Амарго? Как же, придавишь его теперь. Особенно, когда будешь получать по первое число за наркотики. Смотри, как бы самого не придавили.
Перед обедом проснулся Дик и радостно сообщил, что вспомнил, как было дело. Оказалось, под конец вечера его все так достало, что он рассвирепел и пошел бить морды всем подряд, пока его не остановили чем-то очень увесистым. Учитывая, что в своем родном мире этот парень был профессиональным кулачным бойцом, это «что-то» должно было быть особо увесистым, и Кантор невольно вспомнил неподъемную палку товарища Торо, которую языкатый Рико как-то окрестил «миротворцем», заметив склонность товарища применять ее для разнимания драк. Потом это имя к ней прилипло, поскольку всем показалось забавным дать палке имя, как рыцарскому мечу. Кстати, если Торо к тому моменту не ушел спать, то с него вполне могло статься навести в заведении порядок подобным образом… Сам Дик не видел, кто и чем его остановил, да в общем и не особенно этим интересовался, просто подсчитывал, на какую примерно сумму он наколотил посуды, гадал, уволят его или нет, и мечтал изловить крупье и переломать ему руки-ноги. Кантор даже позавидовал простоте и незатейливости его проблем.
Вечером рыжего вышибалу выписали, и он ушел долечиваться домой. А Кантора Стелла предупредила, что ночью за ним придут и заберут на базу. Так делалось всегда, и Кантор знал, как. Здесь он уже бывал пару раз, так как в клинике доктора Кинг имелось небольшое, скрытое от всех отделение, где лечились тяжелораненые мистралийские боевики. Их доставляли телепортом прямо с гор, причем в глубокой тайне даже от своих. Видимо, чтобы никто не догадался, кто из товарищей маг-телепортист. Точно так же доставляли обратно, с завязанными глазами. Значит, сегодня ночью за ним придет Амарго, отведет в морг, завяжет ему глаза, проведет по коридору в другое помещение, затем что-то пожужжит и пощелкает, и они окажутся на базе. Так было в прошлый раз. И в позапрошлый тоже. И вообще, все говорили, что за ними приходил сам Амарго. Интересно, почему. Амарго не маг, это совершенно точно, никакой Силы в нем нет. Наверно, только он один знает мага и никому больше не доверяет. И странная школа у этого мага, надо сказать. Зачем он так гудит и щелкает? Но уж пусть, хоть такой есть, и то хорошо. Нынче в Мистралии найти приличного мага проблема. Кто смог, разбежались, кто не смог – вечная память. В горах их почти нет, мало кто из магов, переживших охоту, решился остаться и сражаться дальше. Остались ведь кто? Недоученные ученики, вроде той же Харамы, которые не смогли пристроиться в других странах. Пара фанатиков, пылающих жаждой мести. Самоучки, вроде товарища Пассионарио. А настоящих боевых магов перебили всех. Даже телепортист, наверное, один на все Зеленые горы…
Потом Кантор вспомнил про Ольгу и забеспокоился, что так и не успеет с ней поговорить, но она все же пришла. Вошла, как привидение в своем больничном халате, бледная до зелени, ужасно смущенная. Молча присела на стул и одарила сочувственным взглядом. Святая женщина, честное слово! Это кто кому должен сочувствовать?
– Как ты? – неловко опустив глаза, спросила она.
– Уже хорошо, – ответил он и подвинулся. – Садись на кровать, поближе.
Она пересела на кровать и снова сочувственно на него посмотрела. Ничего больше не сказала, видно, не нашла, что сказать. Поправила халат, хотя это было и ненужно, и бесполезно. Во-первых, ничего предосудительнее ключиц из-под него не виднелось, а во-вторых Кантору хватило и этого. Он тут же невольно дорисовал себе все остальное и с тихим ужасом почувствовал, что никакое сотрясение мозга не состоянии победить его проклятую кобелиную сущность, которая так неожиданно пробудилась от
