она не могла взять в толк такое пренебрежение своей персоной. Сейчас она поняла.
— Научу чему смогу, — ответила она.
— Я буду учить. И ты.
— Хорошо.
— Пойдем наружу?
— Хочешь, чтобы я вышла наружу вместе с тобой?
Никани ответило не сразу, а на несколько мгновений словно задумалось.
— Да, — наконец проговорило оно.
— И зачем же нам туда идти?
Маленькое оолой открыло рот, потом закрыло его, не сказав ни слова. Его головные щупальца зашевелились. Что это — смущение? Или пробелы в словарном запасе?
Наконец щупальца Никани разгладились и быстро приникли к его голове. Взяв Лилит за руку, оно сделало попытку увлечь ее к стене, навстречу которой уже протянуло свое щупальце, явно готовясь открыть стену. Но Лилит не хотела уходить так легко.
— Можешь ты показать мне, каким образом вы открываете стены? — спросила она.
Маленькое оолой помедлило, потом взяло ее руку и провел ею по зарослям щупалец на своей голове — на конце руки осталось немного слизи. После этого оно поднесло ее руку к стене и прикоснулось к ней кончиками пальцев Лилит — стена начала медленно раскрываться.
Опять все тоже — запрограммированная реакция на условленный химический сигнал. Никаких потайных кнопок, на которые нужно нажимать в определенной секретной последовательности. Ключом к открытию дверей служило химическое вещество, вырабатываемое телом оанкали. Она по-прежнему остается их пленницей и они могут запереть ее где угодно — самой, без помощи своих хозяев, ей не выбраться. У нее по сию пору нет ничего — даже самой малой иллюзии свободы.
Как только они вышли из древа Йядайи, маленькое оолой остановило ее. Похоже, оно силилось что-то сообщить ей и с натугой сражалось со словами.
— Другие, — наконец выдавило из себя оно. — Другие уже видели тебя? Другие не видели людей… никогда.
Лилит озадаченно нахмурилась, так как ей, по-видимому, был задан вопрос. Насколько она успела разобраться в оанкали, модуляции голоса оолой вполне могли быть вопросительными.
— Ты хочешь спросить, можно ли продемонстрировать меня твоим друзьям? — переспросила она.
— Продемонстрировать… тебя? — пролепетало оолой.
— Я имею в виду… отвести меня к ним и позволить им меня как следует рассмотреть — чтобы каждый мог увидеть меня вблизи.
— Да. Могу я продемонстрировать тебя?
— Без проблем, — ответила она, улыбнувшись.
— Скоро… я буду говорить с многие люди. Скажи мне… когда я говорю неверный.
— Неверно, — поправила она.
— Когда я говорю неверно.
— Вот именно, — отозвалась она.
Последовало задумчивое молчание.
— А наоборот, верно? — наконец спросило оно.
— Да — верно, правильно. Хорошо.
— Правильно, хорошо, — маленькое оолой словно бы пробовало слова на вкус. — Скоро я буду говорить хорошо, — решительно объявило оно.
Друзья Никани совершенно беззастенчиво ощупывали и трогали ее, особенный интерес проявляя к открытым участкам ее тела и через посредство Никани пытались убедить ее полностью освободиться от одежды, показаться им голой. По-английски никто из них не знал ни слова. Также как и ни один из них ничем не напоминал собой ребенка, хотя, по утверждению Никани, все они были детьми. Лилит заподозрила, что кое-кто из этих любопытных «детей» был вполне не прочь выпотрошить ее и как следует покопаться в ее внутренностях. Вслух между собой друзья Никани почти не разговаривали, зато вовсю обменивались прикосновениями щупалец к телу друг друга или щупалец к щупальцам. После того как стало ясно, что раздеваться она не станет, вопросов ей больше не задавали. Поначалу внимание оанкали забавляло ее, потом стало раздражать, а под конец она по- настоящему разозлилась. По всему было видно, что в ней они видят всего лишь новый вид странного животного. Нового домашнего зверька Никани.
Только подумав об этом, она решительно от них отвернулась. Хватит, она достаточно уже побыла для них клоуном, пора заканчивать это представление. Она резко отдернула голову от пары рук оанкали, потянувшихся ощупать ее волосы и сердито позвала Никани.
Маленькое оолой, не слишком быстро выпутав свои головные щупальца из таких же зарослей на голове одного из своих приятелей, подошло к ней. Если бы Никани по каким-то причинам не соизволило откликнуться на ее зов, она ни за что не смогла бы отыскать его среди других «детей». Первым делом ей следовало научиться различать своих новых знакомых. Как бы это половчее сделать — попытаться запомнить расположение щупалец на головах, что ли?
— Я хочу вернуться обратно, — объявила она.
— Почему? — удивилось оно.
Вздохнув, она попыталась сообразить, каким образом ей объяснить оолой истинное положение вещей, не усложняя речь и не вдаваясь в подробности, короче говоря таким образом, чтобы до него дошло. Лучше попробовать объясниться начистоту, а потом посмотреть, что из этого выйдет.
— Мне все это не нравится, — начала она. — Мне не нравится, когда меня так демонстрируют людям, с которыми я даже не могу поговорить.
Маленькое оолой осторожно дотронулось щупальцем до ее руки.
— Ты… сердишься? — спросило оно.
— Да, я сержусь. Мне нужно побыть немного одной, без других.
Оолой обдумало услышанное.
— Мы возвращаемся, — наконец объявило оно.
Когда они повернулись чтобы уходить, нескольких оанкали это откровенно расстроило. Бросившись к ней, они окружили ее и принялись в чем-то быстро увещевать Никани, но то коротко и отрывисто ответило им, и они моментально оставили их в покое, расступились и освободили дорогу.
Обнаружив, что она дрожит, Лилит сделала глубокий вздох и попыталась успокоиться. Неужели вот так чувствуют себя домашние зверьки, сидящие в клетке? А звери в зоопарке — тем приходится еще хуже.
Она не хотела от этих детей ничего особенного — просто чуть-чуть передохнуть где- нибудь в укромном уголке, побыть одной и расслабиться. Слишком много внимания сразу. Она столько времени провела в одиночестве и никогда не думала, что когда-то о нем будет снова так мечтать.
Протянув к ней щупальца, Никани провел ими по ее лбу, словно бы собирая на пробу ее пот. Она резко отдернула голову — никогда и ни за что она не позволит кому-то изучать свое тело словно бессловесную игрушку.
Открыв семейное древо, Никани провело ее в комнату, точную копию ее одиночки, с
