Мы идем по Третьей Портовой, улица спускается к реке, как в Сан-Франциско. Я по большей части молчу, а Вернер учит меня жизни.
– Это бизнес такой, Денис. Нельзя никому позволять себя давить. Ты новенький, сейчас тебя все на гниль будут проверять, шакалы же кругом. Если ты сейчас слабину дашь, уступишь где-то – все, потом не отмоешься. Каждый будет пытаться тебя нагнуть, утвердиться за твой счет, надо оно тебе? Правильно, не надо. Это во-первых. Во-вторых, через тебя и меня щупают – не расслабился ли Вернер, не успокоился ли.
– Ты совсем неуправляемым выглядел. Я думал, ты убьешь его на месте, – оправдываюсь я.
– Не пори ерунды, красавчик, – смеется Вернер. – Я должен их всех на корню пресекать. Жестко. Чтоб они верили и боялись. Запомни – я всегда себя контролирую. В этот раз я тебе помог, но в следующий постарайся сам справиться, иначе у тебя репутации не будет. А без репутации как ты дальше сможешь?
– А я не буду дальше, – говорю я и удивляюсь тому, как спокойно звучит мой голос.
– Как это? – Вернер останавливается и упирает в меня свой пронизывающий взгляд. – Что значит – не будешь?
– Мы же договорились – отработаю, уйду, все.
– Денис, ты мне опять яйца крутишь? – Он на секунду останавливается, хлестнув меня взглядом, и продолжает уже спокойнее: – Не хочет он… Хочешь! Иначе бы не пришел.
– Мы случайно в этом деле оказались…
– Хуясе, случайно! Как мы познакомились, красавчик, помнишь? Ты наркотой торговал, это так называется! Причем нагло, бандой, в моем районе, дилеров моих метелил! Колеса у них спер!
Вернер откровенно дурачится, и, странное дело, его смех настолько заразителен, что против воли я его подхватываю.
– Игорь, мы один раз всего. Деньги нужны были.
– Так теперь они у тебя будут! – Вернер толкает меня в плечо. – Ну, Денис, понять не могу, чего ты дергаешься? Я тебе нормально жить предлагаю. Кто ты сейчас? Диджей в вонючем клубе. Официант, халдей. Обдолбанным малолеткам Скутера за сотку ставишь, живешь на чаевые. Так и вижу, как ты с работы приходишь и бумажки эти мятые раскладываешь.
Вернер, прищурившись, водит руками, перебирая невидимые деньги, а я снова не могу сдержать смех.
– Я тебя рассмешил чем-то, красавчик?
– Ты давно в клубах не был. Не так все.
– Ну, расскажи мне, как.
– Публика разная, хамы тоже есть, но в клубе они все под моей музыкой. Это словами трудно, просто когда я у пульта – я все могу! Вот – пространство, в нем – музыка, и ничего больше. Бит везде, он под кожу пролезает. И люди меняются. Они танцуют, с них все слетает, они другими становятся. Раскрепощаются, забывают про все. Это моя музыка их открывает. Я могу человека музыкой открыть.
– Любого?.. – В словах Вернера я слышу новый интерес.
– Любого. Приходи, ты у меня тоже танцевать будешь.
– Я свое оттанцевал уже. Но ты меня заинтриговал, красавчик. Приду как-нибудь тебя послушать.
Я возвращаюсь к машине, где Крот и Пуля, посравшись по детской привычке, надули губы и устраивают друг другу бойкот.
Я еду домой. Все, чего мне сейчас хочется, это залезть в ванную и долго-долго стоять, подняв лицо к лупящим каплям душа, а затем вылезти, хлопнуть граммов двести коньяка и сразу уснуть, надеясь, что все случившееся в последнюю неделю – не более чем сон, который снится до сих пор, а когда я проснусь, рядом не будет Вернеров, Жиг, Штеф и остальных клоунов этого безумного цирка.
Я даже не хочу заниматься любовью с Машей. Я скажу ей, что неважно себя чувствую. Она поймет. Она все понимает.
Не тут-то было. Как только я открываю дверь и прячу ключ в карман куртки, из кухни выглядывает Маша, на лице которой не растаяла улыбка от предыдущего разговора, и шепотом бросает:
– Ну, где ты ходишь? Он полчаса уже ждет!
– Кто ждет? – спрашиваю я, и чутье подсказывает мне, что лимит сюрпризов, отпущенных судьбой на сегодняшний день, еще не исчерпан.
Не разуваясь, я открываю дверь кухни и встречаюсь взглядом с мутными маслянистыми глазками майора Дудайтиса.
ДУДАЙТИС
Господи, сколько же их было, пацанов таких. Всех и не упомнить. Вадик Нестеренко, Славик Сторчак, Толя Донской, господи, сколько же их было. И все одинаково начинают. Сначала ершатся, потом обламываются. Начинают понимать, куда попали.
Схема простая – Вернер находит такого вот желторотика, нагружает его делами, очаровывает, дает бабки. Пацаны преображаются – модные шмотки, тачки, почет и уважуха в районе. А через пару месяцев их находят. Как Славика – в реке, распухшего, с синей рожей, или Толика, с перерезанным от уха до уха горлом. Наивные, ничего не соображающие малолетние дурачки.
Но этот – другой. Не такой, как вся уличная гопота до него. Глаза умные. Даже странно, что такой и к Вернеру попал. Чем больше я наводил о нем справки, тем больше удивлялся. Мать – учительница в городской музыкальной, сам парень – диджей, чего он у Вернера забыл? И девка его, Маша, я с ней полчасика только поговорил, но понял, она породистая и переборчивая, такая не станет с гопником встречаться. Что же ты за ребус такой, Дениска?
