руками, а Бузз как придется, в основном боком или на задницу, так что поднимается такая туча брызг и волна, что все вокруг чуть не тонут! Как-то там Маккафа поживает со своим клоуном? Я все представляю, как мы с ней целовались в последний день перед ее отъездом, у меня голова кружилась от ее запаха и вкуса. Но она долго не любит целоваться, и я считаю, что было бы несолидно к ней приставать.
12 июня. Каждый день ходим купаться, потому как делать больше нечего. А позавчера еще пошли на рыбную ловлю, туда же, где я в воду упал во время катания на льдинах. Притащил четырех карасей, сам почистил их и сварил уху. Получилось не так, как у мамы, но тоже неплохо. Отец меня похвалил, когда вернулся с дежурства. Он сегодня охранял какого-то проходимца, который с помощью магических порошков грабил магазины. Насыпал в клизму свое вещество и распылял его перед прилавком, когда никого вокруг не было, кроме продавца. Тот временно слеп, а вор запихивал ему в глотку кляп и обчищал кассу, и так раз пять или шесть, пока его какой-то магистр из Отдела частных расследований не вычислил. Я один раз ходил на открытое заседание суда, но мне не понравилось – скука страшная! Я думал, будет интересно, а там все время свидетелей опрашивали, потерпевших, и так битых два часа. Мне так надоело, что я ушел, не дождавшись конца, да и в туалет захотелось со страшной силой. Отец мне потом сказал, что суд не успел закончить свою работу, и его перенесли на завтра. Можете себе представить, какая это тягомотина – засудить простого грабителя. А уж про сложные дела я и не говорю, по несколько дней тянется базар, иногда после всей этой возни преступника даже отпускают! Сидят там такие люди, с виду простые граждане, называются присяжными, понравится им кто, они и прощают его, говорят, что он хороший человек и уже исправился. Это понятно, кто ж захочет в кутузке сидеть, поневоле сразу исправишься. Отец в тюрьме сто раз был и говорил мне, что всякие злодеи там сидят в темных подвалах и тесных камерах, и там все время сыро, даже в самую сильную жару, потому что река буквально под боком, и воняет так, что хоть нос затыкай. Там как раз рядом трубы канализации из южного района выходят и все дерьмо в реку вытекает. Так на этой самой воде заключенным пищу варят! Понятно, что запах остается, хоть и не такой сильный, как перед кипячением, а все-таки заметный. Но все привыкли и не выступают. Даже охранники ту же самую пищу поедают, и ничего. А вообще, мне Бузз говорил, что есть такие люди, которые своей собственной мочой лечатся, так что, наверное, ко всему привыкнуть можно. Говорят, был такой случай в нашей тюрьме, когда-то очень давно, в прошлом веке: один преступник ухитрился решетку на своем окне перепилить и в реку спрыгнул. Так у него все ловко вышло, что никто ничего не услышал. А тут как раз очередная промывка труб приключилась, и на него куча городского дерьма выплеснулась. Он выскочил на берег и стал так громко ругаться и плеваться, что выбежала охрана и повязала его. Так с ним потом целую неделю никто не хотел в одной камере сидеть, и пришлось беглецу одному скучать, пока вонь не развеялась, хоть он и помылся!
23 июня. Несколько раз ходили с Буззом в театр, директор поручил ему нарисовать декорацию к новому спектаклю, который они начнут репетировать осенью. Я точно не знаю, о чем там речь, да и Бузз тоже, но картинки сложные – интерьеры императорского дворца, кабака и рыночная площадь. Сегодня Бузз рисовал детали роскошного зала, а я их раскрашивал. Но мне все это быстро надоело, и я перестал ему помогать. После обеда пошел купаться, встретился с Клуппером, и мы с ним разговорились. Оказалось, что не такой уж он и вредный тип, просто от них отец ушел, а детей в семье всего четверо. Так что ему приходится подрабатывать в магазине магистра Блобба, его туда старший брат рекомендовал. Это на Подковной улице, и он туда чуть ли не каждый день ходит, отмывает посуду от магических смесей. И каждую склянку приходится чуть ли не по полчаса тряпичным ежиком тереть, прежде чем на стенках ничего не останется. Блобб потом проверяет своим амулетом, так что пока дочиста не отмоешь, денег не заплатит…»
Валлент усмехнулся, представив себе старину Блобба и его захудалый магазин на углу Подковной и Кривой улиц. Оказывается, двадцать лет назад он не умел применять магию для очистки отработанной посуды, и умеет ли сейчас – большой вопрос. «Надо будет спросить у него при случае», – подумал магистр и вернулся к чтению.
«…А этих банок у него видимо-невидимо! Все самых разных форм и цветов, нет ни одной одинаковой. Клуппер спросил у магистра, почему так, и тот сказал, что у каждого вещества должна быть своя неповторимая оболочка, иначе какие-то высшие силы лишат компонент магической силы. Что-то с трудом верится.
26 июня. Бузз сегодня решил в свой театр не ходить и позвал меня в экспедицию, в старый карьер за городом. Это раза в три дальше от стены, чем Дугуллака. Я спросил у отца, он не возражал, но просил вернуться засветло, и мы отправились. Взяли с собой запас фруктов, хлеба и десятка два картофелин, чтобы в костре запекать. Когда проходили через пролом в стене, где народ купается, я заметил Клуппера и помахал ему, Бузз удивился и спрашивает: «Чего это ты с этим вонючкой здороваешься?» Пришлось все ему рассказать, и про семью без отца, и про работу Клуппера в магазине. Коротко, конечно, так что я успел закончить свой рассказ, пока Клуппер вылезал из воды и подходил к нам. «Куда собрались?» – спросил он. «В карьер, покопаемся в отвалах», – ответил я, и он захотел пойти с нами. Бузз стоял хмурый, но не возражал, и Клуппер схватил свою одежду. Мы вышли за пределы города, и я спросил у него, не потеряют ли его дома. Выяснилось, что он сегодня не должен идти к Блоббу, а дома его все равно никто не ждет, брат в Ордене магов, отец на работе, а сестры самостоятельные. Все равно картошки мы взяли много, так что голода я не боялся, в крайнем случае что-нибудь на огородах стащим, там рядом какая-то деревня. Ох, ну и устал же я сегодня, завтра допишу.
27 июня. Продолжаю свой рассказ про поход в карьер. Шли мы около часа, судя по моему наручному хронометру. Он, конечно, не самый точный, но примерное время показывает неплохо, и я уже наловчился делать поправку. Ошибка измерения у меня не превышает одной десятой часа! По дороге сухие ветки, палки потолще подбирали и в котомки складывали, в карьере дров нет, потому как нет деревьев. Поднялись мы на холм, на самую вершину, и такое красивое зрелище видим, что жуть. Прямо под нашими ногами склон круто обрывается – карьер очень глубокий, когда-то в нем делали раскопки, а потом затопили водой из Хеттики, прорыли канаву, он и заполнился. А до этого добывали глину, здесь даже посудная фабрика была, но потом закрылась, потому что глина закончилась. Под ней нашли что-то не очень понятное, как будто кирпичи, бронзовые и фарфоровые обломки, всякие осколки и прочий мусор. Мне отец рассказывал, что раньше часто такие свалки откапывали, а потом всем надоело, в них постоянно находили одно и то же. Самой замечательной штукой в этом карьере оказалась стеклянная фигурка женщины без одежды, с отломившимися руками. Ее даже возили по городам и показывали на выставках. Красивая, конечно, наши мастера старались такую же изваять, но у них все какие-то кособокие получались, а потом бросили. А с руками сделать они даже не пытались. Так вот, полюбовались мы на карьер с высоты и вправо пошли, чтобы к берегу озера по протоке выйти, а то уж очень неудобно по горе на заднице съезжать, там еще камни острые и колючки были. Спустились с горы и по берегу в карьер зашли, а вода там такая прозрачная! Но глубоко – жуть, дна не видно. Пошли мы на дальний, северный берег, чтобы солнце все время нас освещало. Первым делом мы искупались, но я не стал далеко заплывать, кто его знает, что в такой глубине может жить, вдруг там чудовище плавает. Говорят, что несколько раз видели голову на длинной шее, никто этому не верит, но рисковать особенно не хотелось. Потом закусили и стали по склону лазать, кучи ворошить, они осыпаются под ногами, какие-то непонятные острые обломки везде. Один меня особо привлек, слишком плоский и гладкий был с виду. Я его к воде отнес и грязь с него отмыл, гляжу – на нем что-то нарисовано. Или даже не нарисовано, потому что красок не было, а просто неглубокие линии. Но разглядеть как следует мне удалось только птицу и море, а всю левую часть рисунка занимала чья-то прямоугольная туша, она плыла по волнам, и они за ней пенились. Что это такое плыло, я не понял, наверное, какая-нибудь большая лодка или даже корабль, только я почему-то не увидел задней мачты. Половины рисунка не было, обломок оказался слишком мал. Я пошел на то же самое место в склоне и долго еще копался там, но больше ничего интересного не нашел. Посмотрел на запад, а там в сотне шагов Клуппер с Буззом что-то горячо обсуждают и чуть не дерутся. И что же оказалось? Клуппер нашел прозрачный обломок, гладкий и продолговатый, и стал утверждать, что это недостающая рука от стеклянной женщины, только без ладони! Бузз, конечно, с ним не согласился, и они меня спросили: «Что скажешь,
