очков, недоверчиво щурясь. Кажется, что-то в Рауле вызывало его скептицизм – то ли мексиканский тип лица и черные волосы, то ли бездумное отношение к непроверенной, может быть даже немытой пище.
– Познакомьтесь с доктором Максимовым, – сказал начальник тюрьмы. – А кто такой я, полагаю, говорить не надо…
– И это настоящий убийца, мсье? – спросил доктор.
– Нет, этот господин, к сожалению, никого не убивал, – покачал головой Обри. – Или к счастью? Убийц очень мало, и вы, доктор, могли бы ждать заказа бог весть сколько времени. Правда, поступил к нам недавно один… Но со здоровьем у него проблемы, да и ростом не вышел. Псих, одним словом. Так что я предлагаю вам кандидатуру мистера Эндьеты. Раз уж вы оказались в наших краях, я решил дать вам возможность взглянуть на него собственными глазами.
Максимов приподнялся на стуле и чуть ли не вплотную приблизил костистое лицо, увенчанное седыми бакенбардами, к растерянной физиономии Рауля. Затем он сел, раскрыл папку и просмотрел дело, содержащее, по всей вероятности, изложение «подвигов» Рауля. Добравшись до приговора, он хмыкнул и обратился к арестанту:
– Мсье, как вы относитесь к перспективе провести в тюрьме не полгода, а всего месяц? Вернее говоря, совсем не в тюрьме, а на природе. Наедине, можно сказать, с Эккартом.
– Э? – опешил Рауль.
Доктор продолжил речь:
– Я расшифрую свое предложение. Как вам, возможно, известно, неподалеку от урочища Мокрый Камень расположена роща так называемого рододендрона Петрова болотного. Болотный, конечно, не Петров… Плантация – так мы, сотрудники Ботанического института Фонда исследований Эккарта, называем ее между собой – единственное известное науке место, где произрастает это растение. Некоторое время назад при поддержке нескольких частных компаний мы начали осуществление проекта под условным названием «Петрович». – Доктор Максимов постепенно воодушевился, даже скинул очки и стал размахивать ими словно указкой. – Не вдаваясь в ненужные вам детали, сообщу только, что для эксперимента, имитирующего некий обряд древних обитателей Эккарта, нам нужны добровольцы. И я предлагаю вам стать одним из них. В результате вы освободитесь не позднее чем через три месяца и даже сможете вернуться в родной город. Впрочем, об этом вам лучше расскажет мсье Обри. До и после опыта вас будут постоянно обследовать квалифицированные врачи и заодно подлечат все что можно. Кроме того, всякое упоминание о вас будет стерто из полицейских файлов, а значит, отношение к вам со стороны работодателей будет вполне доброжелательным. Существенный довод, не так ли?
Утомившись, ученый схватил цитрус и стал поедать его вместе со шкуркой.
– Это опасно? – спросил Рауль. – Для здоровья или жизни? У меня аллергия Гиссона, если вы не знали.
– Поверьте, пребывание в кутузке скажется на вашем здоровье намного заметнее, – горячо уверил его Максимов. «У нас самые лучшие условия содержания…» – проворчал Обри. – Кстати, об аллергии можете не беспокоиться, оба добровольца, страдавшие от нее, у нас благополучно излечились.
– Вот как! – поразился Рауль. Насколько он знал из прессы, еще никому не удавалось избавиться от этого заболевания. Всю жизнь поедать антигистамины, когда знаешь, что мог бы закинуть их подальше, будет крайне неприятно. С другой стороны, кто знает, какую методику лечения применяют яйцеголовые, раз до сих пор не объявлено об успехе борьбы с аллергией?
Рауль крепко задумался. Казалось бы, что проще – срезать в два раза срок, выйти на свободу и предаться мести, пока свежи горячие чувства к Вешкину и его подруге? И в то же время червь сомнения подтачивал решимость арестанта. Он спросил:
– Почему вы предпочитаете работать с убийцами?
Доктор поперхнулся апельсином, его челюсти замерли и медленно разжались, выпуская измочаленные останки цитруса.
– Гм, – буркнул он. – Что ж, вы спросили, я отвечу. – Он вынул из кармана пиджака платок и принялся натирать стекла очков. – Есть основания полагать, что психика подопыт… добровольцев претерпевает некоторые, пока малоизученные изменения. Согласитесь, что хуже убийцы человека в обществе не сыскать – грубо формулируя, конечно. То есть пусть человек изменяется, – иными словами, станет лучше. Конечно, я сильно упрощаю картину, но ведь вам и не нужны ученые рассуждения, верно? Не спешите отказываться от предложения! – заторопился Максимов, заметив желание Рауля высказаться. – Я знаю, что вы не убийца, а грабитель и мошенник. Увы, я не уполномочен сообщать вам количество добровольцев, уже поучаствовавших в эксперименте, но все они находились… м-м, наедине с природой достаточно долгое время, до полугода. Я же предлагаю вам куда меньший интервал времени. Чтобы у вас был стимул согласиться с моим предложением. К тому же мы нуждаемся в статистических данных: глубина перестройки организма в зависимости от времени опыта и так далее.
– Что, Комиссия по биоэтике вам уже не указ? – набычился Рауль. – И как сильно вы собираетесь меня перестраивать?
– Совсем чуть-чуть, на глаз незаметно, – заторопился доктор. Он явно пожалел, что углубился в скользкую тему. – Вы останетесь человеком и сможете иметь детей. В общем, на взгляд окружающих вы не изменитесь. К тому же вы дадите нам свое письменное согласие на участие в опыте, так что Комиссия не придерется.
– Вы действительно сотрете архивные файлы с моим делом? – спросил Рауль у начальника тюрьмы, с вялым интересом прислушивающегося к монологам ботаника.
Тот важно кивнул:
– Таково соглашение между нашими организациями.
– А как же правозащитники? – вспомнил Рауль. – Они ведь могут поднять шум на весь Эккарт. Мол, опыты на заключенных и прочее.
– На этот счет не волнуйтесь, – осклабился Обри. – Пусть сначала попадут на мой остров, а там и поговорим. Заповедник тоже неплохо охраняется.
К этому времени за пределами здания заметно стемнело, но автоматика не дала кабинету погрузиться во тьму, постоянно добавляя освещенности. Обитатели тюрьмы, скорее всего, уже давно спали, за исключением отдельных фанатов Интернета.
