Ксению ему не обмануть. Лучше уж промолчать.
— Ясно, — сказала Ксения, когда пауза затянулась уж слишком надолго. — Хочу того, не знаю чего…
— А ты знаешь? — вдруг окрысился Александр. Ему в очередной раз стало неприятно, что Ксения видит его насквозь.
— Я — знаю. Я знаю, чего хочу я, чего хочешь ты и чего хочет каждый нормальный человек.
— И чего же, о Всезнающая? Может быть, откроешь человечеству незрячие очи? — уже ехидно вопросил Александр. Конечно, это была защита, которой он пытался скрыть свою уязвимость и те самые комплексы, о которых вроде бы шутя написал в объявлении. Но, вероятно, Ксения уже научилась различать его настроения, потому что нимало не оскорбилась тоном, которым он произнес свою тираду. — Только имей в виду, — предупредил он, — все люди — разные и разного же хотят.
— Я знаю, — спокойно сказала Ксения. — Все люди разные. Но в этом хотят только одного. Первое — чтобы их по-настоящему любили. А второе — любить самому. По-настоящему, Ксения начала действовать ему на нервы. Что она знает о любви? Когда дело касалось каких-то профессиональных проблем, он еще терпел ее нравоучения. Честно говоря, во многих случаях доводы Ксении оказывались не так глупы, как он сам пытался их иногда представить. Это была чистая защита, попытка сохранить собственное достоинство в случае, если что-то недодумал или упустил. Кажется, Ксения это понимала и даже особо не обижалась.
Жизнь научила Александра держать в отношении к женщинам «глухую защиту». Он никогда не был женоненавистником, напротив, чувствовал, что без женщины жизнь мужчины, во всяком случае, его — точно, обеднена и безвкусна. Бог свидетель, он старался. В течение всех этих лет он хотел, любил, ценил, боготворил… Но все это почему-то заканчивалось разрывом.
Ксения, которая всегда знала что к чему, как-то объяснила ему, что он никогда не любил женщину больше, чем свою «печатную машинку», как он называл компьютер, с помощью которого писал свои статьи. По его мнению, одно другому совершенно не мешало. В конце концов, он не видел причины, по которой эти две, абсолютно разные, любви не могут совместиться.
— Не могут, — категорически сказала Ксения. — И не вини женщин. Это ты оставил их. — И повторила: — Ради своей «печатной машинки».
В этом Александр был не согласен с Ксенией абсолютно. Конечно, она не могла знать всего, но инициатором разрыва отношений с ним почти всегда выступала женщина.
— Нормальные женщины этого не прощают. Поэтому уходят, — как-то очень грустно, что вообще было не в ее характере, сказала Ксения. И вздохнула. — Впрочем, как и нормальные мужики.
Она развела руками: дескать, что поделаешь! И вдруг рассмеялась. Смех был звонкий, но Александр почему-то засомневался в том, что он искренний.
Он вспомнил анекдот о физике-фанате. Жене этого бедолаги надоели постоянные восхищенные отзывы мужа о каком-то его новозеландском коллеге.
— Или я, или он! — не выдерживает жена. «Жену я себе всегда найду, а вот как у этого новозеландца голова работает!» — подумал физик.
Наверное, физику было легче, во всяком случае, его уверенность в том, что он не останется один, вдохновляет. Впрочем, уверенность уверенностью, но как события развивались дальше, покрыто мраком. Вполне вероятно, физика не выдержала ни вторая, ни третья, ни все остальные жены.
Труднее всего было то, что отношение Александра к этим двум «любовям» — к женщине и к «печатной машинке» — было не однозначно. Влюблялся он страстно, до самоотречения. Горел, кипел, бурлил, страдал, в общем, делал все, что полагалось делать в таком случае влюбленному. А любовь к «печатной машинке» существовала тихо и абсолютно спокойно. Она почти никак не проявляла себя внешне, но это был железобетон, гранит. И он не мог «кончиться», как это происходило с его влюбленностями.
И это было больше его самого, потому что, жарко любя женщину, он был способен отречься от себя, а вот от своей «печатной машинки» — нет.
Но чувство любви к женщине было концентрацией почти всех чувств, оно было ярче, острее всего остального, и потому его хотелось всегда. Хотелось не просто спасения от одиночества и не только секса — хотелось именно ЛЮБВИ.
— Несчастные мы с тобой люди, — сказала как-то по этому поводу Ксения. Кажется, это было тогда, когда ее бросил бойфренд из рекламного отдела.
Александр поморщился, но спорить не стал.
И настал день. Вернее, настал вечер. Целый день Александр и Ксения добросовестно делали вид, что ничего особенного не происходит и произойти не должно. Он рьяно барабанил на компьютере материал, она с утра повертелась в редакции в своем огненно-желтом костюмчике и улетела на интервью с чемпионом страны по дзюдо.
Александр перечитал написанное. Статья о пригородном тепличном хозяйстве не вдохновляла. И вряд ли кого способна была увлечь. Поскольку написана коряво и сухо.
Александр вздохнул и бросил последнюю распечатку в стол, чтобы вернуться к ней завтра. Сегодня его голова была плотно забита личными проблемами и не способна была втиснуть хоть одну более-менее приличную постороннюю мысль. Александр вздохнул еще раз: дожить до того, чтобы воспринимать мысли о работе — в рабочее же время — как посторонние!
Он то и дело поглядывал на огромные часы, висевшие над дверью. Обычно он жаждал, чтобы стрелки часов двигались быстрее, ибо это приближало конец рабочего дня. Лучшим «кабинетом» для него была его собственная квартира — там можно было работать в спортивном костюме и домашних шлепанцах, лечь спать, когда захочется, и встать в полвторого ночи, чтобы закончить «горящую» статью. Сейчас же он хотел обратного — чтобы стрелки на часах двигались помедленнее. На это у него были две причины. Первая: сегодня вечером он должен был встретиться с Наташей, женщиной по объявлению, чье письмо попало в «призовую тройку», и он чувствовал себя совершенно неготовым к встрече. И вторая: Ксения должна была «снарядить» его на свидание — помочь выбрать одежду, цветы, конфеты, словом, поддержать морально. А Ксения задерживалась.
Еще полчаса привели к тому, что Александр засомневался, что Ксения вообще появится. Хотя он всегда был уверен в том, что слово, данное Ксенией, — закон. Александр, о котором в редакции говорили как о хорошем интервьюере, мог с точностью до пяти минут определить, сколько времени могло занять ее интервью. Конечно, случаются разные непредвиденные обстоятельства. Например, чемпион запросто мог пригласить ее выпить чашечку кофе в ближайшем ресторанчике. Сегодня Ксения выглядела особенно хорошо, он заметил это своим посторонним, но все же мужским глазом. Надо думать, что у дзюдоиста глаз на хорошеньких женщин наметан не хуже.
Примерно через час Александр почувствовал сильнейшее раздражение. В конце концов, за это время можно было выпить два литра кофе плюс энное количество спиртных напитков. Все-таки на женщину надеяться нельзя, сколько раз жизнь учила его этой простой истине, а он сопротивлялся и пытался доказать обратное. Но сегодняшний случай убедил его окончательно. Ксения явно наплевала на его проблемы. Вероятно, гений дзюдо неплохо кувыркается не только на татами, но и в постели.
Стрелки двигались с устрашающей быстротой, и он вынужден был решить, что готовиться к встрече совсем не обязательно. Если он придет такой, как есть, по крайней мере это будет честно.
Он уже выключил компьютер и раздраженно искал ключ, чтобы закрыть кабинет, как дверь распахнулась и на пороге появилась запыхавшаяся Ксения.
— Слава Богу, я не опоздала. Представляешь, их спортзал находится у черта на куличках! А этот чемпион такой «болтун», ну просто редкостный экземпляр!
«Болтунами» на журналистском жаргоне называются люди, из которых каждое слово приходится тащить клещами.
Он сразу же забыл свое раздражение и, не допуская, чтобы она прошла в кабинет, чуть ли не силой выпихнул ее обратно в коридор:
— Поехали!
— Не дергайся! — Ксении в конце концов надоели его нервные вздохи и прерывистые движения. — Еще уйма времени.
— Полчаса для тебя — уйма?
Она не стала спорить, только посмотрела на него жалостливо. Впрочем, слава Богу, ничего не
