тобой….
— Потом, Илья, я правда опаздываю, — оборвал его Саша, оборачиваясь, и махнул на прощанье рукой. Через мгновение он уже исчез из поля зрения, бегом пролетев по лестнице вниз.
Может, оно и к лучшему, что разговор откладывается ещё на неделю. Время имеет такую способность — изменять обстоятельства и расставлять всё по своим местам. Сашка снова вернулся к работе — это хороший знак, вероятно, всё наладится, устаканится и вернётся на круги своя. И ссора с Динкой останется в прошлом, они снова поладят, сойдутся, как бывало часто и раньше…
Как Илье хотелось в это верить, но почему-то не давала покоя мысль, что от Дины ему так легко не отделаться. Она чувствовала себя хозяйкой в его доме, где он старался теперь бывать как можно реже, она может почувствовать себя хозяйкой и в его жизни.
С утра было совсем тепло, около ноля, снег падал мягкими хлопьями и напоминал о приближающихся новогодних праздниках. Геля кое-как поднялась после вчерашней полубессонной ночи — она вернулась домой во втором часу, а легла спать и того позже — сначала пришлось в очередной раз ссориться с отцом по поводу того, что имеет право приходить во сколько угодно и достаточно уже диктовать ей свои правила жизни, потом ещё полистала конспекты — на носу была сессия, слава богу последняя перед преддипломной практикой.
После считанных часов сна помог проснуться только холодный душ и это волшебное предчувствие праздников. Сначала — свадьба сестры, затем новый год, потом рождество и каникулы. Праздновать хотелось немедленно и Геля оделась совсем не по — зимнему — тонкие колготки, короткая юбка и шёлковая блузка. С утра всё было чудесно — на улице было тихо, тепло и снежно. Геля, накинув на голову капюшон дублёнки, поспешила на автобус, который, о чудо, пришёл почти сразу и полупустой.
Однако всё изменилось за несколько часов. К обеду поднялся ветер пронизывающий, ледяной, снег из мягких праздничных хлопьев превратился в отвратительную колючую крупку. Сильно похолодало, Геле, одетой еле-как, показалось, что ударил тридцатиградусный мороз.
Около четырех Геля вышла из института и поняла, что спасти её может только чудо.
Она почти бегом поспешила на остановку, ругая своё легкомыслие и переменчивую погоду. Глядя на начинающее сереть небо, она уже подумывала было о том, не стоит ли вернуться в институт и позвонить домой или Алле на работу, чтобы ей кто-нибудь привёз свитер, брюки и шапку. Но не вернулась, а еле живая добежала до остановки и увидев толпу страждущих транспорта замерзших горожан, едва не разревелась от отчаяния. Даже если автобус и придёт, влезть в него у худенькой девчонки не было ни малейшего шанса.
Ну не погибать же от холода! Геля мысленно подсчитала наличность какие-то жалкие копейки, но всё же решилась поймать «тачку». Может быть, бомбист много с неё не сдерёт, ну в крайнем случае, она, оставив что-нибудь в залог, сбегает домой за деньгами.
Геля подошла к краю тротуара, но и здесь её ждало разочарование оказалось, что не одна она такая умная, мечтающая поскорее очутиться в тепле, а «частников» в предвечерние часы на данной городской магистрали почему-то не оказалось. Прочие автомобилисты останавливаться не собирались ни из сострадания, ни из желание заработать.
Геля уже не чувствовала ни рук, ни ног. Сказать, что она сильно замёрзла, значит не сказать ничего. Она застыла, закоченела, она уже не могла даже дрожать. Больше стоять просто нельзя — нужно двигаться, бежать, согреваться в магазинчиках по дороге. Простуда уже конечно обеспечена перед свадьбой, перед праздниками, лишь бы не до больницы.
А шевелиться уже не хотелось, даже рука не поднималась голосовать. И тут прямо перед Гелей тормознула машина. К ней тут же кинулось несколько человек, голосовавших поблизости. В надежде, что их маршрут или цена окажутся наиболее привлекательными для водителя. Но Геля не веря в удачу схватилась за ручку двери.
Скорее сесть, а там неважно — куда, сколько — лишь бы в тепло, лишь бы в сторону дома. Она не успела ещё закрыть дверь, как услышала знакомый голос. Весьма сердитый, даже гневный.
— Ты почему в таком виде, почему ловишь машину? Ты что с ума сошла?
Геля медленно повернула голову и тут же рванулась из машины прочь.
— Сядь на место! — прикрикнул Илья и крепко схватил за руку, — закрой дверь и не устраивай концертов.
— Отпусти меня, с тобой я никуда не поеду, лучше околею на улице! Геля попыталась высвободиться и распахнуть незакрытую дверь.
— Геля, пожалуйста, перестань, ну что за дурость в конце концов! Илья дотянулся, преодолевая Гелкино сопротивление и сумел закрыть дверь. Через секунду она была заблокирована. Но Геля уже не собиралась никуда бежать. На самом деле — это дурость — замерзать на улице только из-за того, что последнее время её начинает трясти при одном лишь упоминании об Илье. Уж можно вытерпеть четверть часа его общество — в полном молчании, отвернувшись к окну.
Илья увеличил температуру в салоне до максимума и плавно тронулся. Он тоже молчал, не задавал больше никаких вопросов Геле, зато то и дело поглядывал на неё. А Геля никак не могла согреться. В машине было жарко, но Геле казалось, что она дрожит всё сильнее.
Неожиданно Илья остановился у магазинчика, ни слова ни говоря вышел из машины, не забыв при этом на всякий случай перекрыть Геле пути к бегству.
Вернулся он быстро, неся в руках бутылку конька и пластиковый стаканчик.
— Самое приличное из того, что было. Выпей залпом, согреешься и, может быть, не заболеешь. Ну надо же было так вырядиться — не лето ведь на улице!
— Не твоё дело, — стуча зубами выговорил Геля.
— Не груби, — устало вздохнул Илья, всовывая Геле в руки стаканчик почти полный конька.
Геля не смогла опрокинуть коньяк залпом. Она вообще терпеть не могла крепкие напитки. Сейчас она глотала жгущую жидкость, морщась как от омерзительного лекарства. Слёзы щипали глаза, во рту всё полыхало огнём, но Геля уже начала чувствовать, как блаженное и спасительное тепло врывалось в тело.
— Можешь ещё растереть коньяком руки, — посоветовал Илья, — быстрее отойдут. Подставь ладони, я немного капну.
Геля неловко протянула скрюченные посиневшие и совсем непослушные пальцы.
— Дай-ка лучше я, — сказал Илья и Гелкины руки оказались в его горячих ладонях. От этого прикосновения у Гели потемнело в глазах и всю её, насквозь промерзшую, окатила словно горячая волна. Зубы перестали отбивать дробь, стиснувшись, а сама она развернувшись пружиной, выдернула пальцы и что было силы ударила Илью по рукам.
От боли, пронзившей в то же мгновение пальцы, захотелось закричать, но Геля сдержалась прижав их к дрожащим губам. Предательские слёзы сами собой закапали из глаз.
Илья медленно отстранился. Откинулся в кресле и отвернулся.
— Не смей больше никогда прикасаться ко мне! — сквозь рыдания проговорила Геля, — не надо мне твоей заботы и твоего участия! Мне вообще не надо тебя в своей жизни! Как жаль, что я не смогу избавиться от тебя раз и навсегда — мы ведь родственники — ха-ха, а так бы хотелось выбросить тебя из памяти и головы! Ты противен мне, я тебя ненавижу, я бешусь при одной только мысли о тебе, дорогой дядя! Но вот ведь гадство какое родственников не выбирают! И не меняют. Это любовниц можно менять пачками, ты ведь мастер на это?
— Геля, перестань… — не поворачивая головы попросил Илья.
— Да конечно, сейчас же! — глотая слёзы, зло усмехнулась Геля, — не нравится? Не вкусно? Не привык ты, мой нежный, слушать правду о себе!
— Какую правду?! — вдруг с отчаянием в голосе взвился Илья, — какую правду, Геля? Я всю жизнь был у тебя как на ладони! Разве я что-то скрывал от тебя? Никогда, с самого начала мы оба знали, что нас ждёт. Всё должно было кончиться, ещё не начавшись, но я пропал, я не сумел остановиться, но ведь я не лгал тебе. Ты злишься, что я связался с Диной? Я сам на себя злюсь за это, но вовсе не из-за того, что она выложила Антону всё о нас. А мне по большому счёту всё равно, с кем я сейчас. С Динкой, с Маринкой… Я не с тобой. Я не могу быть с тобой. И не буду. Всё, Геля, это безвариантно, однозначно, бесповоротно. Не потому, что я дал слово Антону, поклялся памятью родителей, а потому что — так правильно. И ты
