— Я еще кое-что должен рассказать тебе, — серьезно начал милорд. — Когда мы впервые занимались с тобой любовью, я сказал, что мой брак был очень несчастливым. Моя жена была неверна мне. Летиция — Тиш — не мой ребенок. Я никак не мог быть ее отцом. До ее рождения я решил отправить и ребенка, и мать прочь. А потом жена умерла в родах. Меня повели посмотреть на нее... и там, в колыбели рядом с ее кроватью, горько плакала Тиш — ребенок другого мужчины.
Я помню, как смотрел на нее. Она была такая маленькая и беспомощная и кричала так сердито. Не знаю почему, но я взял ее на руки, и она затихла. Я погладил ее щечку, и она стала сосать мой палец.
Ты говорила об озарении. Мое случилось в тот миг. Меня ужаснула мысль о том, чтоб отослать ее, отказаться от нее, хоть я и мог легко доказать, что она не моя. Я понял, что не могу предать ее, такую маленькую и беспомощную. Я передал ее кормилице и специально подчеркнул: «Смотрите за моей дочерью».
И с тех пор Тиш моя дочь, и она не должна подозревать правду. Всего один раз меня поддразнили насчет моего отцовства, и по этому поводу была моя единственная дуэль в жизни. Она моя, я признал ее, и она моя по закону.
Как и ты, я всегда принимал все хорошее как должное, и все обращалось в пыль и пепел. Но Тиш — совсем другое. Ты сказала, что озарение изменило тебя. Я думаю, что мое озарение изменило меня. Мне пришлось забыть о ложной гордыне, чтобы сохранить ее. И теперь она действительно моя, моя дочь, как, надеюсь, она станет твоей.
Эмма не сказала ему, что уже знала о Тиш. Он сам рассказал ей правду — и, сделав это, подтвердил ее уважение к мужчине, каким он стал.
— Да, Тиш будет и моей дочерью, и надеюсь, у нее будут братья и сестры. Полагаю, ты хочешь, чтобы у
Тиш были братья и сестры?
— Конечно... я не откажусь и от удовольствия подарить их тебе. — Он снова обнял ее. — Миледи — ведь ты миледи, поскольку я милорд, — давайте отметим начало нашей совместной жизни сотворением нового ребенка. Вы согласны?
— О, и охотно. — Эмма подставила ему лицо для поцелуя. Прошлое — позади, настоящее — восторг, а будущее — страна, которую они исследуют вместе.
Позже, когда наступила ночь и сон наконец начал предъявлять свои права, милорд прошептал ей в ухо:
— Полагаю, можно сказать, что в конце концов мы отомстили друг другу.
— Правда, — ответила Эмма, устраиваясь поудобнее в его объятиях. — Но это, безусловно, сладкая месть.