Одним движением он соскочил с кровати и набросил халат.
— Жди здесь. И не вздумай уйти.
«Куда же я пойду? — сонно размышляла Эстер. — Совершенно голая и обессилевшая от любви». Она не сомневалась, что это любовь. Счастье смягчило ее лицо, изогнув уголки губ, и именно такой увидел ее Том, вернувшись в комнату с подносом. На подносе была огромная китайская чаша, ложка и большая салфетка.
— Садитесь, миссис Дилхорн.
Эстер зевнула, уселась и позволила ему повязать салфетку вокруг ее шеи. В чаше оказался свежий хлеб, размоченный в молоке, и что-то еще, непонятное, но очень вкусное. Том присел на кровать рядом с ней и, обняв ее одной рукой, принялся кормить с ложечки, словно ребенка. Она никогда еще не чувствовала себя такой любимой и избалованной.
— Вкусно, мистер Дилхорн. Что это?
— Хлеб и молоко, любовь моя.
Эстер шлепнула его по руке.
— Я знаю. А что еще?
— Что ж, не могу сказать, будто там нет рома. Он подкрепит твои силы.
Эстер с жадностью облизала ложку, прежде чем усмехнуться в ответ.
— А что бы вы сказали, мистер Дилхорн, если бы не сказали этого?
— Что если вы еще раз так на меня посмотрите, я за последствия не ручаюсь. Кстати, я сообщил миссис Хакетт, что вы заболели и проведете весь день в постели.
— А вы, мистер Дилхорн? Что будете делать вы?
— Проведу его с вами, миссис Дилхорн. Если только вы не попросите меня послать за капитаном Паркером. В таком случае я буду вынужден пристрелить его, а затем дать вам то, что вы заслуживаете.
Покончив с едой, Эстер поставила чашу на тумбочку и тихо спросила:
— И чего же я заслуживаю, мистер Дилхорн?
— Этого.
«Это» заняло некоторое время и включало в себя множество поцелуев, поглаживаний и прочих телодвижений со стороны Тома, и не меньшего количества вздохов и стонов Эстер, не говоря уже об ответных ласках. Затем Том улегся, опираясь на локоть и любуясь ею, довольной и раскрасневшейся, похожей не на бедную, полуголодную Эстер Уоринг, а скорее на цветущую нимфу с картины Буше.
— И как вам нравится быть миссис Дилхорн, миссис Дилхорн?
Эстер задумалась.
— Приятно, хотя и утомительно временами. Какое счастье, что сегодня мне не надо вставать. А вы, — поинтересовалась она, — когда же вы пойдете на работу, мистер Дилхорн?
— Завтра, миссис Дилхорн, завтра. Или послезавтра, если вам посчастливится.
— Том, — серьезно сказала Эстер, дав понять ему своим обращением, что не шутит, а ожидает честного и прямого ответа. Они мирно лежали в постели, наблюдая за разгорающимся рассветом нового дня.
— Да, Эстер.
— Есть одна вещь, которая очень меня волнует.
— И что это?
— Ну, судя по рассказам мамы… а их было не так уж много… я поняла, что близость с мужчиной это крест, который приходится нести женщинам. Это неприятно, говорила она, но нужно терпеть, если хочешь выйти замуж и иметь детей. Она так меня запугала, что до встречи с тобой я боялась даже смотреть на мужчин. И все же… — ее голос оборвался. — Сейчас, — начала она снова, — сейчас…
— Сейчас… Эстер?
— Наверное, со мной что-то не так, раз это так сильно мне нравится?
Том рассмеялся, скрывая злость на покойную миссис Уоринг.
— Конечно, нет. Это же самое естественное занятие на свете.
— Ты уверен? — с сомнением спросила Эстер, уткнувшись лицом в его широкую грудь.
Он взял ее за подбородок, заставив поднять голову.
— Взгляни на меня, Эстер. Ты создана для того, чтобы получать удовольствие, как и я. Только недоумки-священники и, прости меня, глупые женщины, считают иначе. Почему мы должны мучить себя тем, что происходит так естественно?
— О, Том, — воскликнула Эстер, — ты так меня успокоил. А то я уже начала думать о себе, как о развратнице, подобной женщинам в борделе мадам Фебы.
— Женщины из борделя мадам Фебы не получают наслаждения, любовь моя, — мягко ответил Том. — Поэтому я никогда не сплю с ними. Ты лишаешься главного удовольствия, когда платишь за это, или занимаешься этим за деньги. Они не развратницы, Эстер, они, бедняжки, зарабатывают себе на жизнь единственным способом, который им доступен.
Эстер заворочалась в его объятиях. Она подумала, что тоже могла бы оказаться среди них, если бы Том не спас ее. Ее бросило в дрожь.
— Ты так много знаешь, Том, а я так мало. Скажи, все мужчины похожи на тебя?
— Боже упаси, нет! — неожиданно воскликнул он. — Единственное достоинство, которое у меня есть, Эстер, это то, что я не могу видеть, как женщины страдают.
— Единственное, — пробормотала Эстер, когда он наконец заснул. — Но это же так много, Том.
Она стояла, подслушивая, у дверей их спальни с перекошенным от злобы лицом. Их недавно обретенное счастье не доставляло ей ни малейшей радости, но она горела желанием поскорее разнести эту новость по всему Сиднею.
— И все-таки он поимел эту гордячку, — хихикала миссис Хакетт, обращаясь к своим товаркам и ко всем, кто оказывался поблизости. — На руках отнес ее в постель и не отходил от нее целых двое суток! Вставал лишь для того, чтобы зайти ко мне на кухню в халате и с наглой рожей. «Моя жена заболела», говорил он. «Я сам отнесу ей поесть».
Она разразилась хохотом.
— Заболела! Вы только подумайте! Целых двое суток! В Сиднее о таком и не слышали.
Джек Кэмерон едва не разорился, когда новость стала всеобщим достоянием. Его ненависть к Тому затмила здравый смысл и повлияла на ставки, которые он делал. Когда сплетня достигла ушей Лахлана Макуайра, тот лишь усмехнулся и подумал: «Вот хитрый лис. Что же у него на уме на этот раз?»
Алан Керр услышал, как Пат Рамси и юный прапорщик Осборн со смехом обсуждают последний из подвигов Тома, и сообщил приятную весть жене. В ответ она его поцеловала.
— Я же говорил тебе, что Тому можно верить, — заключил Алан.
Девятая глава
Том и Эстер вот уже две недели вели супружескую жизнь, и их «медовый месяц» был в самом разгаре, когда они получили приглашение на бал от Лахлана Макуайра.
На бал! Эстер ни разу не была на балу. Она читала о подобных мероприятиях, но не смела даже надеяться, что когда-нибудь окажется в числе знатных гостей, принимаемых в доме губернатора. Впрочем, она и не могла себе представить, что случится с ней после замужества.
Сообщив ей о приглашении, Том добавил:
— За ваши постельные достижения, миссис Дилхорн, вы заслуживаете нового бального платья.
Том, как обычно, сдержал свое слово и вскоре преподнес ей великолепное платье из чудесного шелка цвета аметиста. К платью прилагалось аметистовое ожерелье и кольцо.
В ту ночь он потребовал, чтобы Эстер оделась, как на бал, высоко подобрала волосы и обула туфельки из тончайшей кожи. Затем, очень медленно, начал все это снимать. Все, кроме аметистового ожерелья, остававшегося на ней в течение долгой ночи любви.
Перед отъездом Эстер робко спросила:
— Я хорошо выгляжу, Том?
Он взглянул на нее, нежно провел рукой у основания ее шеи и прошептал ей на ухо:
— Очень хорошо, Эстер, хотя мне больше нравится, когда на тебе одни только аметисты… но для бала это не годится… может, позже.
