Он замолчал.
Сэра закрыла глаза и осторожно сняла магию с Хиннума, затем отменила заклинание, которое использовала. Поморгала, прежде чем к глазам вернулась прежняя способность видеть, и сделала два шага назад, чтобы не стоять нос к носу с Ученым.
У Хиннума на лице все еще было ошеломленно-восторженное выражение. Сэра спросила:
– Если Сталкер не зло, почему он Черный?
Он избегал ответов на ее вопросы о Черном; она надеялась, что если захватит его врасплох, то получит лучшие результаты.
С разочаровывающей быстротой лицо его приняло настороженное выражение. Когда такое выражение появляется у Таера, ему нужно много времени, чтобы вернуться к обычному добродушию.
– Откуда мне знать? – сказал он. – Я здесь с самого конца Колосса.
– Не совсем так, я думаю, – ответила Сэра. – Среди выживших колдунов был Черный, а нам рассказывают, что это ты убил богиню. Так почему Черный – это зло?
Наверно, ей следовало предоставить вопросы Таеру, но ее заставило попытаться выражение лица Хиннума. Она ничего не теряет, добиваясь от него информации о Черном вообще – а Виллона он должен знать. Сэра не забыла, что Виллон побывал в Колоссе. У него были те же карты, что у нее, и он был колдун. Конечно, он приходил в библиотеку.
Хиннум приложил руку к созданию ее Черного – Виллона, который, выдавая себя за друга, пришел к ней в дом и убил ее дочь. Хиннум все ей расскажет, даже если придется вытягивать из него по слову за раз.
Должно быть, эта решимость отразилась на ее лице, потому что Хиннум вздохнул.
– Когда мы, принося в жертву наш город, протянули завесу между Старшими богами и нашим миром, в ней образовалась брешь. Я чувствовал это – чувствовали и немногие выжившие великие колдуны. И один из них использовал эту брешь, чтобы получить доступ к силе Сталкера.
– Почему это произошло?
– Мы виноваты. Я. – Сэра видела Хиннума всего два дня, но выражение вины на его лице – ни разу. – Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что случилось. – Он сел на скамью, склонив голову. – Я экспериментировал с иллюзорными формами, которые не только совершенно воспроизводили объект для всех органов чувств, но и могли быть заключены в серебряный предмет, из которого их можно было бы вызывать, не причиняя иллюзии вреда.
–
– Я обнаружил, что, если уничтожить объект, который нужно воспроизвести, на воспроизведение нужно совсем немного магии.
– Создание
– И еще библиотека, – сказал Хиннум. Сэра сильнее потерла лоб.
– Какая глупость!
– Да, – вздохнул Хиннум.
– Ты собирался сказать мне, почему Черный – это зло.
– Колдун – конечно, не просто колдун, но сильный, умный, хорошо обученный колдун – может при известных обстоятельствах проникнуть за занавес и прикоснуться к силе Сталкера, ощутить силу разрушения. А разрушение убивает всякого смертного, который держит его слишком долго.
– Но Черный не умирает, – возразила Сэра.
– Большинство колдунов, пытавшихся это сделать, тут же выпускали из рук силы разрушения и больше никогда не пытались коснуться их снова. Но если колдун передает смерть – цену за владение этими силами – другому человеку, он может какое-то время ими пользоваться.
– Он убивает, чтобы сохранить силу, – прервала Сэра. – А всякий, кто так поступает…
– Зло. – Хиннум взглянул на окна в потолке. – Темнеет, – сказал он. – Тебе лучше отыскать твою семью.
– Мертвые ходят по ночным улицам, – негромко повторила она его слова.
Он кивнул.
– В этом городе мертвые очень сердиты.
Лер шел сразу за отцом, держа Ринни за руку. Девочка все еще с трудом дышала, потому что старалась не показать, что плачет. Этот приступ отца был одним из худших моментов в ее жизни.
Он был не первым, этот приступ, но самым тяжелым, и впервые это произошло без мамы, которая всеми руководила. Папа не дышал, пока Кисел не ударил его в грудь.
Форан шел по другую сторону от Таера и под каким-то предлогом крепко держал его за руку, помогая при ходьбе.
– Мы возвращаемся в лагерь? – спросил угнетенно Иелиан.
Это они не обсуждали. Форан помог папе встать, потом сказал:
– Пойдем.
Но не сказал, куда.
