Всякий раз, когда она смотрела на эти бумаги, она думала о матери и чувствовала угрызения совести. Наверное, теперь пришло время известить мать, что дочь жива, ведь она тревожится о ней. Конечно, нужно навестить ее и убедить, что с дочерью все в порядке.
Ханна выбросила эту мысль из головы и снова взялась за работу.
Однако в конце концов, когда весь дом был прибран и блестел чистотой, оказалось, что заняться Ханне нечем, и мысли ее то и дело стали возвращаться к Мэри Квинт.
Малкольм Вернер не мог не заметить, что делается в доме. Но он ничего не говорил по этому поводу – просто приезжал и уезжал, большую часть дня проводя на плантации.
Однажды вечером за ужином он сделал одно-единственное замечание, давая понять, что оценил усилия Ханны.
– Дом выглядит прекрасно, Ханна. – Глаза его сверкнули. – Кажется, я заключил неплохую сделку.
– Благодарю вас, сэр, – отозвалась Ханна, опустив глаза. Потом взглянула на Вернера. – Малкольм, мне хотелось бы повидать свою мать. Она, наверное, беспокоится.
Вернер вертел в руках стакан с бренди. Потом кивнул и сказал серьезно:
– Конечно, вы должны это сделать. Я понимаю, почему она беспокоится. Я велю Джону отвезти вас завтра утром в Уильямсберг.
На мгновение Ханну охватили дурные предчувствия. Заметив ее сомнения, Вернер сказал:
– Может быть, вы боитесь вашего отчима?
Ханна махнула рукой и проговорила с показной храбростью:
– Сайлас Квинт меня не тревожит. С ним я управлюсь.
– Этот негодяй, наверное, рассержен тем, что произошло. А он, судя по вашим рассказам, человек злой. Однако… – Вернер раздраженно пожал плечами. – Я думаю, было бы неблагоразумно с моей стороны поехать вместе с вами. Но вы не беспокойтесь, дорогая. Джон позаботится, чтобы с вами не случилось ничего плохого.
Ханна хотела уже встать из-за стола, когда Вернер тихо добавил:
– Ханна… если ваша матушка пожелает поселиться в «Малверне», я буду очень рад.
Девушке захотелось расплакаться. С трудом сдержав слезы, она проговорила:
– Я спрошу у нее. Спасибо, Малкольм. Вы такой хороший, такой заботливый человек.
Вернер молча отмахнулся, вынул из кармана сигару и сделал вид, что полностью поглощен ею. Сперва он окунул кончик сигары в бренди, потом сунул в рот и закурил.
Ханна не покидала плантации с тех пор, как появилась здесь, и теперь, перед отъездом, ее охватили сомнения и страхи. На следующий день она тщательно оделась с помощью Бесс, чтобы выглядеть наилучшим образом.
– Лучше надеть шляпку, золотко, – сказала Бесс. – Ты ехать в открытой коляске. Солнце печь просто жутко.
– В открытой коляске! – повторила Ханна. – Я думала, это будет карета!
– Так сказать Джон. Карету чинить, колесо отвалиться. Будет открытая коляска.
Открытый экипаж! Еще хуже! В этой коляске ей не укрыться от любопытных взглядов прохожих! Конечно, по Уильямсбергу сразу пойдут слухи о Малкольме Вернере и молодой красивой служанке, живущей у него в доме.
К счастью, путников на дороге попадалось немного, но те, кто сидел во встречных экипажах, пялились во все глаза. Ханна смотрела вперед, делая вид, что не замечает их взглядов. Подковы зацокали по булыжной мостовой, и Ханна гордо выпрямилась, не глядя ни влево, ни вправо.
В той части города, где стоял дом Квинта, улицы не были вымощены булыжником. На рытвинах экипаж раскачивался, вздымая за собой пыль. Из домишек выходили поглазеть – не на нее, конечно. В этом бедном районе люди не поддерживали дружеских отношений; Ханна знала своих соседей в лицо – и только. Вряд ли кто-то из них сейчас догадался, что она – дочь Мэри Квинт. Они глазели на прекрасный экипаж, потому что скорее всего впервые видели такой на своей улице.
Наконец Ханна подалась вперед и прикоснулась к плечу кучера.
– Здесь, Джон. Второй дом справа.
Кучер натянул поводья, и пара лошадей серой масти остановилась. Он спрыгнул со своего сиденья и помог Ханне выйти из коляски.
Джон был не молод, но высок, ростом более шести футов, широк в плечах, с большими руками, и для такого крупного человека очень легко двигался. В ливрее он выглядел великолепно. Ханна знала, почему Малкольм послал Джона: с ним она действительно чувствовала себя в безопасности. Он производил впечатление спокойной уверенности и говорил как человек, получивший какое-то образование. Ханна, заинтересовавшись, однажды спросила о нем у Вернера.
– Я нанимал учителя – он жил в «Малверне» и учил Майкла. Джон попросил у меня разрешения присутствовать на уроках. Я не увидел в этом ничего плохого. – Впервые Малкольм Вернер в разговоре с Ханной упомянул о своем сыне Майкле.
Ханна немного постояла, глядя на дом, где она провела столько несчастливых лет. Этот дом, в отличие от всех остальных, стоящих на этой улице, выглядел необитаемым. Ханне показалось очень странным, что мать не выбежала ей навстречу.
Она вздохнула.
– Я думаю, мне лучше пойти туда и побыстрее со всем покончить.
– Да, мэм, – тихо отозвался Джон. – Если я вам понадоблюсь, я здесь.
– Спасибо, Джон, – улыбнулась Ханна.
По короткой грязной дорожке она подошла к дому, высоко приподняв подбородок, – она знала, что так делают нее благородные леди.
Ханна, не постучав, распахнула дверь и, войдя, позвала:
– Мама! Это я, Ханна!
В доме было грязно, и Ханна удивилась. Даже в такой жалкой лачуге ее мать обычно поддерживала чистоту и порядок. Теперь же дом походил на свинарник. Дурные предчувствия охватили девушку.
Она сделала еще несколько шагов и еще раз окликнула, уже громче:
– Мама, это Ханна! Где ты?
Услышав, что в спальне кто-то пошевелился, она остановилась, устремив глаза на дверь. Дверь открылась, и появился Сайлас Квинт. Он спал не раздеваясь, одежда его была измята, вся в пятнах от еды и вина. Воняло от него просто ужасно.
Он увидел Хапну, и глаза его расширились. Они были в красных прожилках, а нос, похожий на свиной пятачок, был краснее, чем всегда.
– Вот это да! Изящная леди приехали навестить своего старенького папашу!
– Я приехала не для того, чтобы повидаться с вами. Где мама?
– Слыхал я, как ты высоко залетела. Думал заехать в «Малверн». Для старого Квинта настали тяжелые времена. – Тут в его голосе послышалось знакомое нытье. – Думал: не выделишь ли мне монетку-другую?
– Вы ничего от меня не получите, ясно? Ничего! А если только сунете нос в «Малверн», мистер Вернер выставит вас вон!
– И ты позволишь так поступить со своим стареньким папашей?
– Вы не отец мне! – вспыхнула Ханна, охваченная гневом. – Так все же где моя мать?
– Мэри Квинт умерла, ее похоронили месяц назад.
– Умерла? Этого не может быть! – Ханна опешила. Неверным шагом она подошла к стене и прислонилась к ней. На мгновение ей показалось, что она упадет в обморок.
Потом она услышала вкрадчивый голос Квинта, доносившийся словно через тонкую стену:
– Грустно, но это правда. Моя бедная Мэри умерла и покоится теперь в могиле для бедных.
Собравшись с мыслями, Ханна спросила, глядя в ненавистное лицо отчима:
– Почему мне ничего не сообщили?
– Да ведь ты убежала, бросила свою бедную маму. Я думал, тебе до нее нет дела. – Теперь он уже открыто насмехался над ней, не притворяясь опечаленным.
– Я убежала не от нее… Как она умерла? В последний раз, когда я видела ее, она была здорова.
