– Добрый вечер вам, сквайр Стрич!
– Я что-то не видел вас в зале два последних вечера. Заболели, что ли? – хрюкнул Стрич.
– Нет, эти вечера я провел в том новом трактире на почтовом тракте, «Четверо за всех».
– Какого это черта вы решили проделать такой путь ради глотка рома?
– Услышал о леди, которая дает там представления.
– Как можно называть леди какую-то девку из трактира?
– Эту можно. А потом, как ее еще называть? Никто не знает ее имени. А если кто и знает, так не говорит. И хорошенькая же она! Поет, как птичка, ей-богу. А какая у нее грудь! Хочется тут же взять и схватить за нее! Право слово!
Стрич нахмурился.
– Вы говорите, у нее нет имени? Как-то странно.
– Может, это вам и кажется странным, но не тем, кто приходит ее послушать, – весело сказал Фрай. – А валят туда толпами. Я был дважды и всякий раз не мог найти местечка, где бы пристроить свой зад. Пришлось стоять.
– Не могу взять в толк, зачем это нужно ходить в трактир, чтобы слушать песенки какой-то девки, – проворчал Стрич. – Они только мешают человеку пить.
– Это потому, что вы ее не видели. – Ухмылка Фрая стала шире. – Кроме того, там подают другие блюда. Они называют это южной кухней.
По телу Стрича пробежал холодок.
– Южная кухня? Здесь, в Бостоне?
– Точно. Неплохо, кстати, – для разнообразия. Очень вкусно. А клиенты набрасываются на эту еду, как медведи на мед. И потом, очень может быть, что из-за всех этих разговоров насчет оспы люди рады хоть на время выбраться из города.
Стрич выждал еще две недели, со страхом замечая, что его заведение все больше и больше приходит в упадок. Частенько он, стоя в дверях, смотрел, как его бывшие завсегдатаи проезжают мимо «Чаши и рога», торопясь в южном направлении.
Конечно, слова Фрая насчет эпидемии черной оспы в Бостоне могли иметь под собой какое-то основание. Слухи о бедствии росли с каждым днем. Стрич почти не обращал на них внимания – мало ли что приходится слышать в трактире.
Наконец он решил, что должен сам побывать в этом новом заведении. Он все еще был уверен, что это временная прихоть, что охотникам выпить скоро надоест слушать пение какой-то девки. Но что-то засело у него в голове, что-то, чего он не мог определить.
Ему не хотелось оставлять «Чашу и рог» без надзора даже на один вечер. Но ничего не поделаешь, не съездить тоже нельзя.
Верховой лошади у Стрича не было; он был столь тучен, что не смог бы сесть в седло. Стало быть, ко всему прочему ему пришлось еще потратиться и нанять на весь вечер экипаж. Он подумал было попросить кого-то из знакомых подвезти его, но ему не хотелось, чтобы стало известно – Стрич, мол, заявился в новый трактир поглядеть, что и как.
Приехав к «Четверым за всех», он был удивлен и огорчен при виде большого числа лошадей, колясок и других экипажей. Он посидел немного в экипаже, читая замысловатую вывеску и слегка посмеиваясь. Вывески на трактирах Бостона и его окрестностей казались Стричу чересчур причудливыми и поэтому не нравились. Но кое-что он все-таки у них перенял – все буквы в названии «Чаша и рог» были теперь огромными и яркими.
Было начало июня, и стало немного теплее. Однако Стрич, не желая, чтобы его узнали и осмеяли, надел парик с длинными локонами, треугольную шляпу, опущенную низко на глаза, и просторный плащ. Выбравшись из экипажа, он прикрыл плащом лицо до подбородка и вошел, хромая, в трактир.
Он увидел довольно большой зал, переполненный посетителями, и его подагрические суставы пронзила острая боль.
В противоположном конце помещения находилось нечто, доселе не виданное Стричем. Там соорудили что-то вроде помоста, возвышающегося фута на два над полом. Пока помост был пуст, если не считать стоящего на нем клавесина. По обеим сторонам помоста с потолка до пола свешивались две муслиновые занавески шириной примерно в шесть футов.
«Какая трата места», – подумал Стрич, усмехаясь.
Сколько там можно было бы поставить столов, стульев, скамеек! И все-таки он не мог отрицать, что толпа посетителей произвела на него угнетающее впечатление.
Он протолкался к стойке, тыча в посетителей своей палкой. Молодой человек за стойкой смутно напомнил ему кого-то. Юноша был очень занят, он наливал посетителям напитки и постоянно наклонялся к стойке. Две служанки, находившиеся в зале, едва успевали справляться с заказами.
Наконец Стрич получил кружку пива, расплатился; молодой человек в баре так ни разу и не взглянул на него.
Держа кружку высоко над головой и снова прокладывая себе путь с помощью палки, Стрич направился к скамье у входной двери. Найдя там свободное местечко, он уселся и принялся понемногу отхлебывать пиво, чтобы хватило подольше.
Вскоре бар закрылся, обе служанки и молодой человек, стоявший за стойкой, обошли помещение, задув почти все свечи. Зал погрузился в полумрак. Потом юноша исчез за занавесками, но тут же появился снова, неся в руках хрустальный канделябр с горящими свечами, и поставил его на клавесин.
Юноша поднял руки, и публика смолкла.
– Месье Андре Леклэр! – объявил он.
На помост взошел элегантно одетый человек в снежно-белом парике; раздались хлопки, человек поклонился и сел за клавесин. Он заиграл легкую, воздушную мелодию. Стрич презрительно фыркнул в свою кружку, – он ничего не понимал в музыке, которая, на его взгляд, была пустой тратой времени.
Музыка еще не закончилась, когда на свободное место рядом со Стричем скользнула какая-то фигура. Скосив глаза, Стрич увидел крупного человека с большой черной бородой, одетого как моряк.
Музыка замерла, и Стрич снова посмотрел на помост. Мужчина в пышном парике отступил вправо, исчез за занавесью. По залу прошелестел вздох ожидания. Потом человек снова вышел на помост, ведя высокую женщину с волосами цвета меди и пышными формами. Ее появление посетители приветствовали шумными аплодисментами.
Стрич задохнулся, издав какое-то шипение; он подался вперед и быстро заморгал, не веря своим глазам. Если бы он как следует выпил, то решил бы, что пьян и ему мерещится. Но всего полкружки пива…
И тут женщина запела, и Стрич понял, что ему ничего не померещилось. Девка на помосте – Ханна. Ханна Маккембридж! Он сидел ошеломленный, потрясенный, не веря самому себе. Мало-помалу его охватывала ярость. Сердце заболело, и Стричу показалось, что его сейчас хватит удар.
И все это из-за того, что он не мог броситься туда, на помост, чтобы схватить ее за горло и сжимать, сжимать эту белую шею, пока девка не испустит дух.
Неужели эта проклятая баба из его прошлого будет идти за ним по следу до конца его дней?
Кровь стучала у него в ушах, в глазах все расплывалось. Ее голос доносился словно из дальней дали:
Когда песенка кончилась и раздались аплодисменты и хвалебные возгласы, человек, сидевший рядом со Стричем, ткнул его локтем в бок.
– …девчонка великолепна, вы согласны, сэр?
– Что? – Стрич оглянулся на него, прищурившись. Бородач ухмылялся. Кивнув в сторону помоста, он повторил:
– Я говорю, девочка великолепна, разве не так?
– Да-да, – промямлил Стрич. Потом с усилием преодолел оцепенение и спросил: – А не Ханной ли ее зовут?
