Чаще всего Лилиа уже плавала, когда он подъезжал, но если ему случалось опередить ее, Дэвид сбрасывал одежду и входил в озерко первым. Постепенно он не только перестал смущаться своей наготы в ее присутствии, но даже научился контролировать свой пыл, так что первоначальный инцидент больше не повторялся. Однако по ночам ему приходилось расплачиваться за дневную сдержанность. Дэвид видел невыразимо чувственные сны о себе и Лилиа и не раз просыпался весь в поту, содрогаясь в момент воображаемого блаженства.
Но эти сладкие муки того стоили. Дэвид познал и оценил прелесть единения с природой, обрел мастерство пловца и ныряльщика и наконец даже решился прыгнуть с уступа. В первый раз это вышло неловко, он сильно ударился о воду и обжег кожу докрасна, но после нескольких уроков Лилиа начал нырять вполне сносно, хотя и далеко не так, как она.
Постепенно они перешли на ты, что было редкостью в обществе, где многие супруги оставались на вы всю жизнь.
День, назначенный для бала-маскарада, между тем приближался. Поначалу Лилиа вообще не упоминала о нем, а когда Дэвид вызвал ее на разговор, то отвечала неохотно, и он догадался, что девушка отчаянно боится празднества, устраиваемого в ее честь. Он понимал страх Лилиа – ведь ей предстояло появиться перед совершенно незнакомыми людьми. Дэвид попытался приободрить ее, но не знал, преуспел ли в этом.
Однажды, прискакав к озерку, он увидел, что Лилиа уже в воде, спешился и начал раздеваться. Дэвид делал это уже непринужденно, стоя у самой кромки воды.
– Ты очень поздно сегодня! – крикнула девушка.
– Так получилось. Отец вернулся из Европы, где провел неделю, и счел своим долгом затеять со мной нравоучительную беседу, уснащая ее свежими примерами. Увы, это давным-давно вошло у него в привычку, поэтому я стараюсь не попадаться ему на глаза первые три дня после возвращения... да и вообще держусь от него подальше. Я всегда предпочитал Лондон и был глубоко равнодушен к провинции, но теперь, – он потянулся, обнаженный, и вошел в воду, – теперь все изменилось. Лондон больше не привлекает меня, чего не скажешь о здешних местах.
– И отчего же это, сэр?
– Ты знаешь это, прекрасно знаешь, Лилиа, – Дэвид подплыл к ней, – но я готов ответить. Здесь есть ты, а ты для меня куда притягательнее, чем все развлечения Лондона, вместе взятые.
– Это большая честь для меня, Дэвид.
Девушка взяла его руки в свои. Дальнейшее произошло вполне естественно. Перестав бороться с собой, Дэвид обнял Лилиа и привлек к себе. Он ожидал, что она оттолкнет его, окажет обычное для первого раза сопротивление, поскольку считал женщин по природе своей стыдливыми. Однако Лилиа прильнула к нему с такой готовностью, словно они обнимали друг друга ежедневно. Она ответила на поцелуй, и Дэвид вдохнул ее свежее дыхание. Пока длился поцелуй, тела их были тесно прижаты друг к другу. Это казалось так странно – обнимать женщину в воде! Тела скользили и терлись друг о друга, что неизъяснимо возбуждало. Руки Дэвида двигались вверх и вниз по телу Лилиа, и она не протестовала.
Когда не хватило дыхания, девушка высвободилась. Ее прекрасное лицо сияло и дышало нежностью. На миг прикоснувшись прохладными ладонями к щекам Дэвида, она изящно повернулась и поплыла прочь.
Он подумал, что Лилиа пресечет дальнейшие вольности. Считая, что это ее право, Дэвид не собирался преследовать девушку. То, что уже случилось между ними, и так сильно ошеломило его. Отчаянно возбужденный, он знал, что это заметно, но не мог ничего поделать.
Лилиа достигла мелководья, выпрямилась и обернулась.
– Иди ко мне, Дэвид.
Он не сразу осмыслил услышанное, потом его осенило, и Дэвид поспешно устремился к берегу. К тому времени как он выбрался из воды, девушка уже лежала на берегу, закинув руки за голову. Волосы темной шалью раскинулись по траве.
Они были в самом сердце старого леса, деревья шелестели под теплым ветерком, мерно журчал водопад. Сияющий день был в самом разгаре. Но в этот момент Дэвид не сознавал ничего, кроме своей страсти. Он забыл, что находится на открытом месте, что случайные глаза могут видеть их. Ему казалось, что каким-то чудом он попал в одно из своих сладких сновидений. Все произошло так легко, так просто, как не бывает в жизни, и потому представлялось нереальным, как в утро дуэли с Джонни Бондом. Возможно, все дело в том, что Дэвид уже раз десять занимался с Лилиа любовью в траве, под сенью деревьев, но только в воображении.
Приблизившись, он опустился на колени рядом с девушкой. Дэвида охватило желание, он задыхался и дрожал всем телом, как когда-то подростком во время первого любовного свидания.
Но он встретил открытый, доверчивый, зовущий взгляд Лилиа, и тотчас все кончилось – и удушье, и дрожь. Дэвид так долго мечтал ласкать это прекрасное тело, что отдался ласкам самозабвенно. Вначале девушка лежала совершенно неподвижно, будто прислушиваясь к происходящему.
– Я люблю тебя! – вдруг вырвалось помимо воли у Дэвида. – Слышишь? Я люблю тебя всем сердцем!
Лилиа напряглась, но вскоре расслабилась, ее пальцы зарылись ему в волосы, притягивая ближе.
Послышалось несколько тихих слов на незнакомом певучем языке. Дэвид не понял их, но звучали они нежно. Он не ждал объяснений, однако Лилиа повторила по-английски:
– Я тоже люблю тебя, мой Дэвид.
Его поразила печаль в ее тоне.
Лилиа и впрямь ощутила глубокую печаль. Произнеся признание, она осознала, что давно его любит и в душе уже отдала себя этому молодому англичанину. При этом девушка считала это предательством не только по отношению к погибшему Коа, но и к Хана, ко всему ее народу.
Как же совместить любовь к Дэвиду Тревелайну с мечтой о возвращении на Мауи? Но чем бы все это ни закончилось, пусть даже браком, это не имеет никакого отношения к ее родине – Лилиа интуитивно угадывала это. Ее возлюбленный – англичанин до мозга костей, эта земля – ему дом, и ничто, даже любовь, не разорвет этих уз.
