скоро все изменилось. Это не значило, что Мадлен перестала заниматься проституцией, просто Хетти придумала для нее своеобразный образ: «Мы оденем тебя как школьницу. Ты будешь выглядеть такой холодной, недоступной девственницей. Правда, будет сложновато с твоей пышной фигурой. Но увидишь, мальчики будут просто рыть землю копытом». Именно так и получилось. Мадлен превратилась в таинственную привлекательную особу, и посетители, желавшие побыть с ней наедине, должны были отстегивать приличную сумму.
Ну да теперь это позади, и все время уходит на то, чтобы удержаться на плаву. До тех пор, пока она возглавляет это дело, проституция ей не грозит. А как долго это продлится, зависит от брата Хетти. Как будто предчувствуя близкую смерть, Хетти за несколько дней до кончины сказала Мадлен, что она может оставаться здесь столько, сколько захочет.
– Но конечно, это зависит от моего религиозного братца. Он – мой единственный родственник и станет наследником, когда я умру. Я бы хотела оставить дом тебе, Мадлен. Мне бы хотелось, чтобы ты продолжала управлять заведением, но у меня есть обязательства перед другими. Я непременно упомяну об этом, когда пойду к Спенсу составлять завещание. Ну, понятно, если истощатся залежи серебра в горах, «Рай» перестанет быть выгодным делом. Но вряд ли это случится скоро.
«Ну ладно, рудник не истощился и еще по крайней мере несколько лет проработает. Но если верить Спенсеру Харду, брат Хетти нашелся и уже на пути сюда». Конечно, Мадлен хотелось, чтобы дом достался ей, но она могла понять и Хетти. Единственное, на что надеялась Мадлен, – что брат не захочет получить в качестве наследства подобное заведение и продаст его по сходной цене...
Только Мадлен вспомнила о Харде, как услышала в холле его оглушительный смех. Выглянув, она увидела, что он неторопливо направляется к ней. В одной руке он держал бутылку виски, в другой дымилась хорошая сигара.
– Мадлен, появились наследники. Сегодня.
– Я так и думала, что это случится. – Она взяла со стола лампу. – Пойдемте в гостиную, судья. Вам надо было потерпеть и выпить здесь. У нас первосортное виски.
Он только весело рассмеялся в ответ:
– Ну, я не привередлив, дорогая. Оставь его лучше для особых случаев.
– У Хетти было заведено вечером, после работы, провожать ушедший день вместе со мной небольшой выпивкой. Господи, судья, как мне ее не хватает!
– И мне тоже, Мадлен. Я действительно грущу и скучаю по Хетти Фостер.
В наступившей тишине они выпили и закурили сигары, словно отдавая умершей молчаливую дань. Затем Мадлен откашлялась и быстро проговорила:
– Ладно, раз теперь Хайрам Фостер получает наследство, когда вы собираетесь рассказать ему правду о «Рае»?
– Самое забавное, что наследует этот дом не Хайрам, а Серена Фостер.
Брови Мадлен взметнулись вверх.
– Кто эта Серена?
– Дочь Хайрама и племянница Хетти.
И он рассказал ей, что случилось с Хайрамом и Марей Фостер и что пришлось пережить их дочери.
– Бедная девушка! Какой ужас! – сказала Мадлен. – Судья, и что же теперь?
– Честно говоря, я и сам не знаю. Она была потрясена, узнав, что за наследство ее ждет. – Хард разглядывал тлеющий кончик сигары. – Так что, Мадлен, пока все остается как было. Я постараюсь познакомить вас. А ты продолжай работать, копи деньги и откладывай про запас на черный день.
– Мне нравится управлять заведением. Хотя будет жаль, если она все здесь переделает, а может, даже выставит меня на улицу.
– Судя по сложившемуся у меня впечатлению, думаю, это маловероятно. Она либо продаст заведение, либо засучит рукава и будет им управлять. Но ты в любом случае остаешься при деле. А что касается Брэда Страйкера, то, раз имеется прямая наследница, он ничего не получает.
Рори Кленденнинга разбудило эхо далекого взрыва в копях. Вздрогнув, он открыл глаза. Некоторое время он не мог понять, где находится. Затем, оглядев освещенную утренними лучами солнца конюшню и пустое стойло, вспомнил все. Тело ломило, к одежде пристала солома, а в желудке ощущалась странная пустота. Он вспомнил, что практически ничего не ел со вчерашнего утра.
Он нехотя сел, пытаясь натянуть сапоги на опухшие ноги. Лошади оживились и зафыркали. Одна даже нетерпеливо ударила копытом по двери стойла.
Кленденнинг вышел на улицу. Мимо проехал фургон. Его ржавые колеса жалобно скрипели. В конюшне заржала лошадь, потом где-то справа хлопнула дверь, и его уединение было нарушено.
– Доброе утро, проповедник, – услышал он.
Кленденнинг обернулся. В нескольких метрах от конюшни стояло еще одно строение, и на боковом крылечке этого серого, невзрачного домика босиком, одетая в мужскую рубашку и брюки, стояла Кэт Роган. Рыжие волосы девушки сверкали в лучах восходящего солнца.
Сейчас у нее не было с собой ружья.
– Выспался, Кленденнинг? – Глаза у нее, как оказалось, были зеленые.
– Да, благодарю, – ответил он. – Вы спасли меня, позволив переночевать в вашей конюшне.
– О, ты вполне сможешь отплатить за это. Ты же согласился вычистить конюшню в обмен на завтрак и ночлег. Да, кстати, завтрак готов. – Зеленые глаза насмешливо сверкнули. – И ты не голоден?
При упоминании о пише в пустом желудке молодого человека заурчало так громко, что он был уверен, она слышала это. Смутившись, он ответил только:
