территории! В этой трагедии заключена возможность для нас всех пережить катастрофу. После ядерной зимы люди вернутся в век пара и начнут все сначала, конец мироздания будет отодвинут, а через сотни лет опять кто-то откроет энергию распада, и опять будет новый Комитет семи, и опять станет ясно, что… И придет очередной Льюин. Или Петров?
«Нет, он все-таки уже не в себе, — думал Воронцов. — Нужно уходить. Неужели Сточерз обманул, и Крымова уже… Нет, я тоже схожу с ума. На что все-таки может пойти Льюин с его дико гипертрофированным понятием о совести человечества? Какая нелепость: ученый, мечтающий спасти тысячи разумных миров, связывается для этого с бандитами. И как это проглядел Роджерс? Может, именно поэтому за Льюиным идут люди из службы безопасности?»
— О вчерашнем взрыве в Африке вы знали заранее? — спросил Воронцов. — А сейчас ждете следующего? Когда? Где?
Он перестал слушать свои мысли, отдался интуиции, смотрел Льюину в глаза. Физик не отводил взгляда, он был честен перед собой и Воронцовым. Ему казалось, что и перед остальными людьми он честен, что все, им сделанное, — действительно единственный выход.
— Завтра, — сказал Льюин. — Где? Неважно. Два ядерных устройства, кустарщина. Даже если бомбы взорвутся там, где их хранят, эффект будет не меньшим, чем от взрыва в Белом Доме. Так что — начнется. Наши военные не смогут не вмешаться. Да и Россия не останется в стороне. На этот раз цепь не прервется.
— Надеетесь, что не прервется, — хмуро поправил Воронцов, быстро пытаясь сообразить, о каком регионе идет речь. Центральная Африка? Пожалуй, слишком далеко от мировых центров…
— Не гадайте, — сказал Льюин. — Я не для того говорю с вами, чтобы загадывать загадки.
— Потому вы и спрятали Жаклин? Зачем? Чтобы она пережила ужас? И как… Как вам удалось обмануть Роджерса?
— Ну, сам я бы не смог. Но ведь и у Стадлера тоже профессионалы. Думаете, люди Роджерса неподкупны?
«Стадлер. Кто это? Никогда не слышал. Может, псевдоним?»
Дверь распахнулась, на пороге стоял Сточерз в сопровождении двух охранников.
— Господа, времени больше нет, — сказал он. — Подъезжает ваш консул, господин Воронцов. Комитет решил предать все гласности.
— Вы с ума сошли.
— Уолтер, это наше общее мнение. Ты слишком многое взял на себя, это нужно исправить.
«Они все-таки выпустили Крымова? А где Портер? Нужно сказать ему — может быть, он знает, кто такой Стадлер.»
— Только одно, Уолт, — продолжал Сточерз. — С какой сволочью ты связался? Скажи, времени не осталось.
Лицо Льюина потемнело.
— Вы все слышали, — пробормотал он. — Конечно, я должен был об этом подумать.
— Уолт!
— Нет! — отрезал Льюин. — Вы просто струсили. Плевать на то, что будет после нас, лишь бы выжить сейчас, так?
Охранники пошли к Льюину через всю комнату. «Что они собираются делать? Заставить его говорить — как?» — Стойте, — неожиданно спокойным и властным голосом произнес
Льюин. — Я скажу, Бог с вами, это ничего уже не изменит, вы просто не успеете, почему бы вам не знать. Бомбу взорвут в…
Льюин дернулся, и гримаса невыносимой боли исказила его лицо. Пуля попала в грудь. Воронцов отступил, физик падал прямо на него. Мгновение спустя он сам был сшиблен с ног и, пытаясь ухватиться за что-нибудь, ударился головой о край журнального столика. Перед тем, как потерять сознание, он подумал, что стреляли в него, и успел удивиться, что это не так уж больно.
Голова раскалывалась, но хуже была тошнота. Воронцов пытался сдержать рвоту, но из-за этого голова болела еще сильнее. В конце концов он понял, что полулежит на заднем сиденье автомобиля. Вел машину Крымов. Воронцов успокоился и попробовал сесть нормально. Его поддержали чьи-то руки. Чуть скосив глаза вправо, — повернуть голову не мог — Воронцов узнал Карпенко, руководившего пресс-группой в российском консульстве в Нью-Йорке.
— Не шевелите головой, голубчик, — сказал Карпенко. — Потерпите, сейчас приедем.
— Куда? — спросил Воронцов. Ему показалось удивительным, что язык вполне повинуется, и даже мысли вроде бы перестали скакать.
— В консульство, — сказал Карпенко, — а потом домой, в Москву.
— Завтра, — сказал Воронцов, — будет попытка спровоцировать ядерный конфликт… Попробуйте узнать, кто такой Стадлер. Группа экстремистов…
— Знаю Стадлера, — коротко сказал Карпенко.
— Предупредите… Что с Льюином? Там стреляли… Кто?
— Не видели мы, — хмуро сказал Карпенко. — Нас и к дому не подпустили. Двое мужиков вытащили вас к воротам. А следом плелся этот репортер. Портер. Он едет сзади. Все. Молчите.
Воронцов закрыл глаза. Тошнота немного уменьшилась. «Кто стрелял? Кажется, охранник, стоявший ближе к Льюину. Человек Роджерса. Почему?»
Воронцов почувствовал, что проваливается куда-то, кровь приливает к затылку, бухает, а перед глазами почему-то женское лицо. Дженни Стоун? Жаклин? Впрочем, он никогда ее не видел… Они должны быть похожи… Господи, это Ирина. Такая, как двадцать три года назад, когда они познакомились. «Я отвечаю за тебя, — подумал он, — и за нашу Лену, и за сына ее. Я точно знаю, что будет сын, а у меня внук… Завтра взорвется бомба. Почему завтра? Она взорвется через много лет… Бомба — это люди. Как глупо. Нужно доказать ему… Не могу, все путается…»
«25 сентября. Вашингтон. ИТАР. Сегодня в посольстве России в США состоялась пресс-конференция, на которой посол
Н. И. Лукашов сделал заявление:
В течение последних суток в США ведется интенсивная антироссийская кампания под предлогом того, что специальный корреспондент газеты «Сегодня» А. А. Воронцов якобы занимался недозволенной деятельностью. Со всей ответственностью заявляю, что эти утверждения не соответствуют действительности. Воронцов по заданию редакции проводил журналистское расследование, ни в коей мере не связанное с каким либо вмешательством во внутренние дела Соединенных Штатов. В настоящее время состояние здоровья Воронцова, раненного неизвестными лицами, убившими также двух американских ученых — физика Льюина и биолога Сточерза — остается тяжелым. Воронцов пока не пришел в сознание. Завтра он будет отправлен в Москву. Мы надеемся, что соответствующие службы проведут беспристрастное расследование случившегося. Ответственность целиком ложится на администрацию США.»
«25 сентября. Вашингтон. Рейтер. В ходе пресс-конференции российский посол Николай Лукашов ответил на ряд вопросов.
Газета «Вашингтон пост»: Есть информация о том, что погибший физик Льюин пришел к идее, что человечество будто бы является разумной бомбой, чем-то вроде разума-камикадзе. Расследование Воронцова было связано с этой проблемой? Не могли бы вы дать комментарий?
Ответ: Я не могу комментировать слухи. Все, что связано с научной стороной расследования, сейчас тщательно изучается. Есть в произошедшей трагедии, однако, гораздо более существенный момент. Будущее всего человечества не может быть предметом кулуарных решений. Льюин и его коллеги пытались сами решить, по какому пути развиваться цивилизации. Нельзя обвинять этих людей в каких-то реакционных побуждениях. Но важны следствия, важны поступки, а не идеи. А поступки совершенно безответственны — достаточно ознакомиться с последними выступлениями Льюина. И это естественно, когда за решение глобальных проблем берется ограниченный круг лиц.
Телекомпания Си-Эн-Эн: Сообщается, что убийцами Льюина и Сточерза являются экстремисты из
