еще пользуются слабонервные курортники. Но там мы плелись бы около двух часов, а здесь достаточно и десяти минут. Неплохо, мистер Хоутон?
— Недурно, Диппль, — кивнул Хоутон. — А удовольствие — свыше всякой меры, вероятно.
— Нет, что вы! Ровно на пятьдесят долларов — все подсчитано! Прошу вас, пока не отвлекайте меня. Зеленый глазок светофора дает нам знать, что путь не занят и нам пора.
Стрелка спидометра подошла к ста милям в час. Легким движением штурвала Диппль направил машину на верхний пояс трека, обозначенный четкой белой линией.
Машина накренилась градусов на сорок, Боб невольно взялся правой рукой за подлокотник, но тело его не только не кренилось к земле, а стало тяжелее и вдавливалось в сиденье. Еще секунда — и машина выехала на вертикальную стену гигантского цилиндра.
Теперь слева от себя Боб видел профиль Диппля на фоне далекой земли, а справа голубело круглое небо; впереди — белая лента, указывающая середину необычной дороги. Она круто изгибалась вверх.
— Оригинальная выдумка, — похвалил Боб.
— Выгодное дельце, — резюмировал Диппль.
— Вы думаете?
— Знаю, мистер Хоутон! В эти часы здесь пусто. А утром, и особенно вечером, когда не так жарко, внизу у тоннеля выстраивается длинная очередь. Богатые мальчишки привозят своих девчонок и крутятся с ними в этом цилиндре. По нескольку машин одновременно… Деньги любят развлекаться, мистер Хоутон!
На высоте семисот метров Диппль свернул на кольцевое ответвление дороги, и теперь они точно висели над землей, кружась по этому кольцу на одном уровне. Кустарник и скалы сливались в зелено-серую полосу.
— Здесь вы можете отдохнуть, мистер Хоутон, — сказал Диппль, — и сделать несколько снимков на. память.
Голос Диппля звучал глухо. Боб «продул» уши, как это делал недавно, снижаясь на самолете.
Виток, еще виток — и вот уже впереди машины бежит дорога.
— Жемчужина курорта! — сказал Диппль. — Земля тут стоит вдвое дороже, чем внизу.
— И владельцы дач тоже?
— Не всегда. Многое зависит от их характера, от бережливости… Вот и вилла рыбного короля мистера Бергоффа! Я раз-деляю ваши чувства, мистер Хоутон, но наше сыскное бюро гарантирует благоприятный исход акции только при соблюдении клиентом спокойствия. Параграф пятый соглашения…
— Хорошо-хорошо, мистер Диппль. Действуйте. Диппль свернул с дороги и остановил машину.
— Вылезайте, мистер Хоутон, и, пожалуйста, потише. Следуйте за мной. Видите вот ту крокетную площадку? И скамью? Отлично! Спрячьтесь за деревьями и ждите.
С этими словами Диппль, не любивший тратить время попусту, оставил Хоутона и юркнул в кусты.
Хоутон пробыл в одиночестве не более получаса, но этого времени оказалось более чем достаточно, чтобы нервное напряжение, охватившее его, достигло предела.
Сегодня утром детектив Диппль позвонил по телефону и назначил свидание в аэропорту. Четыре часа полета. Сорок минут езды в автомобиле. И…
Боб едва удержался, чтобы не вскрикнуть: по дорожке, посыпанной красным песком, шла Паола! Она шла, неуверенно озираясь, точно искала кого-то. Но почему кого-то? Разве Диппль не сказал ей, кто ожидает здесь, возле скамьи у крокетной площадки?
Боб смотрел на нее не отрываясь, и сердце его сжималось от любви и жалости. Паола похудела, ее лицо осунулось и побледнело. Каштановые волосы поблекли и стали пепельно-серыми. Дорого дались Паоле несколько недель неволи.
Боб не мог сдерживать себя больше и вышел из-за деревьев. Паола удивленно посмотрела на него, остановилась, беспомощно теребя платье, и тихо спросила:
— Кто вы?
— Паола, милая Паола. Это же я, Боб.
— Откуда вам известно мое имя?
— Что ты говоришь! Это я, Боб Хоутон… Вспомни Пито-Као… Мауки… Разве ты забыла наш дом, Паола? Что сделали с тобой?
На лбу Паолы появились две глубокие морщинки. По глазам было видно, что она пытается что-то вспомнить, но не может. За спиной Боба послышался шорох. Он повернулся с ловкостью кошки: у ствола сандалового дерева стоял Бергофф!
Хоутон был в западне…
3
Закончив исследование Отунуи и его немногочисленных жителей и не обнаружив следов арпела, профессор повеселел.
— Совсем недурственно, — сказал он. — Теперь пора глянуть, как обстоят дела и на Пито-Као. Гм… поскольку он необитаем, можно управиться и за денек. Если у нас будет помощник.
— У нас? — спросил я.
— Но ведь по плану эту работу мы должны выполнить с Василием Ивановичем вдвоем, — напомнил он.
— Ах, верно.
— Вы что-то хотели сказать? — услышав свое имя, но еще не понимая, в чем дело, оторвался от книг Гирис.
— Мы болтаем здесь, возле вас, уже полчаса, мой уважаемый коллега с улицы Бассейной.
— Что вы предложили? — оживился биолог. — Повторите, прошу вас.
— Я сказал…
— Блестяще! Очень дельная мысль.
— Вы мне льстите: она столь для всех очевидна…
— Но я же до нее не дошел, — упорствовал Гирис. — Именно бассейн, Александр Иванович.
— О чем вы, коллега?
— Теперь мне ясно, что «Белую розу» надо выращивать не в Черном море, а где-нибудь в районе Владивостока, в специальном, так сказать, полуискусственном бассейне, как предложили вы.
Василий Иванович вновь погрузился в свои думы сперва «по пояс» — как однажды сказал о нем Перстенек, — затем, пустив два-три веселых радужных пузыря, с головой ушел в Океан Размышлений, где, как известно, издавна водятся самые необыкновенные и полезные идеи.
Егорин хотел было извлечь его на поверхность, но вдруг изменил свое намерение, отошел в сторону и, понизив голос, сказал мне:
— Утром приготовьте катерок и мотоцикл с коляской: будете нас сопровождать.
— Слушаюсь, Александр Иванович. Профессор сделал знак тихо покинуть кают-компанию и первым подал пример.
4
На Пито-Као моя нога ступила впервые. Но я уже много знал о нем понаслышке. И все же я волновался.
Погода была ясная и безветренная. Профессор подавал команды, а я правил моторной лодкой и первым увидел на высоком скалистом берегу величественные каменные статуи.
Молча вошли мы в лагуну и направились к деревянному причалу. Молча высадились на берег и втроем выкатили из лодки мотоцикл с коляской. Александр Иванович сел в коляску, Гирис — позади меня, на второе седло. Профессор выбрал направление, мы выехали на тропинку, по ней — на более широкую проселочную дорогу, которая вилась по самой береговой кромке и поднималась вверх, точно нехотя взбираясь на пологий и длинный, как летний день, холм.
Я выключил мотор у могилы гаянца Маны. На ней гордо стоял каменный длинноухий, высоколобый иноземец. Высеченный из темно-серого туфа, он покрылся пятнами зеленого, желтого и белесого мха.
