Что-то щелкнуло, на экране все быстро пронеслось в обратном направлении. Казалось, будто, повинуясь всесильному волшебнику, самолет совершил длинный прыжок назад и послушно занял исходное положение.
Но дело опять не ладилось. Снова и снова повторялось упражнение, а Мауки продвигался к заветной цели как улитка.
— Плохо, — сказал инструктор.
Мауки сидел в кабине тренажера ни жив ни мертв.
— Хотите летать? — вдруг спросил инструктор.
— Очень!
— Боитесь…
— Нет-нет, товарищ инструктор.
— Вы не поняли меня, Мауки. Я хотел сказать: боитесь, что вас исключат?
— Иес, иес! Да, этого боюсь… Очень!
— Не думайте так больше, — просто сказал инструктор и дружески улыбнулся: — Мы все тоже хотим сделать вас отличным летчиком. Придет время — станете и космонавтом…
— О, спасибо, много спасибо!
— Ну, слетаем еще разок. Начали… Всего несколько минут отдыха, несколько так необходимых Мауки фраз, а как много это значило!
2
Я приехал в летную школу в день, когда, окончив наземную подготовку, курсанты вышли на полеты.
Инструктор Мауки, мой давнишний приятель Василий Беляев, повел меня в учебный корпус.
— Разве мы не пойдем на аэродром? — удивился я.
— А, так ты не в курсе наших новостей. У нас уже и гаянская техника есть.
Беляев привел меня в комнату, похожую на телестудию. В центре ее я увидел кабину самолета, точь-в- точь напоминавшую тренажер, и два больших экрана на стенах.
Он сел в кабину, включил аппаратуру и взялся за управление. Прямо передо мной на экране вращался винт, а с левого экрана смотрел на меня Мауки.
— Перед тобой два изображения, — пояснил Беляев. — Мы видим лицо Мауки и то, что он видит сам из своей кабины. А самолет имеет две системы управления: обычную — для Мауки и телерадиоуправление — для меня. Первоначальное обучение мы проводим на поршневых самолетах.
— Курсант Мауки к полету готов, товарищ инструктор! — услышал я голос из динамика над левым экраном.
— Хорошо. Мягко держитесь за управление. Сейчас я выполню показной полет. Извини, старина, — повернулся он ко мне, — ты покури, а я слетаю… Как бы ни было, а все же полет!
Василий дал газ — и самолет там, на экране, в самом деле начал разбег, поднял нос и… оторвался от земли!
Потом летал Мауки, а Беляев помогал ему. После третьего полета Вася сказал:
— Теперь полетайте, Мауки, сами, — и вышел из кабины.
— Что ты делаешь? — вскрикнул я. — А если парень убьется?!
— Этого не случится, — успокоил меня Беляев. — Я включил кибернетику, и, если нужно, автопилот поможет Мауки вместо меня. Больше того, автоматы точно определят его основные ошибки, проанализируют их и дадут мне, его инструктору, необходимые рекомендации для дальнейшего обучения курсанта.
— А пока?
— Я слетаю на другом самолете с курсантом Королевым. Я могу работать с тремя машинами, на одном или нескольких аэродромах. Во-первых, экономия в инструкторах, да и психологически лучше: курсант сразу учится летать сам, на одноместном самолете. Но это только малая часть той абсолютно безотказной службы безопасности полетов, которую придумали гаянцы. Ты видел когда-нибудь автоматическую телефонную станцию?
— Да. Многоэтажное здание со сложным техническим устройством.
— А не думал ли ты, что все это громоздко?
— Но зато сам телефонный аппарат очень удобен, — возразил я.
— О! Что и требуется доказать, — удовлетворенно сказал Беляев. — Так вот у гаянцев тоже имеются своеобразные автоматические станции по корректировке техники пилотирования. Ясно?
— Еще не очень, Вася…
— Так слушай. Имеется, значит, у них несколько больших зданий, разбросанных по всей планете. Назовем их АДС, то есть автоматические диспетчерские станции. Каждая из них имеет определенный район действия.
— А в самолете? — спросил я, уже начиная догадываться, в чем дело.
— Соображаешь! — чисто по-летному одобрил Беляев. — Во-первых, авиация на Гаяне разделяется на две группы: есть самолеты личного пользования, то есть спортивные, и есть линейные — пассажирские и грузовые, как у нас в Аэрофлоте. Военной авиации нет…
— Понятно.
— Так вот каждый спортивный самолет оборудован ограничительным автопилотом, вроде того, с которым летает Мауки. Человек летит сам, но автомат исправляет его ошибки, оберегает его.
— Что ж, это удобно.
— Надо полагать. А вот самолеты линейные, на двести — триста пассажиров, у гаянцев беспилотные и летают по маршрутам сами, управляемые из АДС на расстоянии. Тут вдобавок к аппаратуре пилотирования имеется автоматическая служба движения самолетов, кибернетические диспетчерские машины.
— А в пилотской кабине пусто? Совсем никого?! — невольно поежился я.
— Нет, есть один инженер-пилот, контролирующий работу материальной части. Если надо, он сядет в пилотское кресло, выключит автоматику и поведет самолет сам.
— Ну, это еще куда ни шло, — успокоился я.
— Итак, во-первых, каждый самолет, подобно телефону, подключен к наземной автоматике пилотирования, и, во-вторых, особая диспетчерская сеть автоматов направляет и контролирует его движение по трассе.
— Надо бы и у нас, на Земле, завести такую систему, Вася.
— Так вот начинаем… И без гаянцев у нас уже наметился этот путь в Аэрофлоте: необходимость заставила инженеров искать новые средства автоматического управления движением машин по трассам. Гаянцы просто помогли нам ускорить эту работу.
— А как Мауки? — напомнил я.
— Спроси у автоматов — они всю правду скажут. Но и я не ошибусь: летчиком Мауки станет хорошим.
К концу дня автоматы вызвали Беляева и приступили к подробному «докладу». И вот здесь мы с Василием крепко призадумались, впервые в жизни столкнувшись с неожиданным и необычным явлением…
Почему неожиданным? Сейчас поясню. Все мы: и летчики, и люди других профессий — устроены одинаково. Природа, создавая нас, не заботилась о том, чтобы согласовать свою «творческую» работу с практическими требованиями той или иной профессии. И если кто-то пожелал стать, скажем, летчиком, то ему приходилось длительной тренировкой совершенствовать свои органы чувств самому: вырабатывать в себе глубинное зрение, обострять чувство равновесия, развивать умение ориентироваться в положении своего тела и самолета в пространстве и многое другое, чего сама природа не предусмотрела.
Но одной тренировки недостаточно, и поэтому в самолете появились пилотажные приборы. У любого человека, попавшего в пилотскую кабину, — у летчиков тоже! — есть одна общая особенность: если он видит горизонт, землю и козырек кабины, он отчетливо представляет себе положение самолета в воздухе.
Но вот мы с вами входим в облака и… начинаем чувствовать себя слепыми котятами. То нам кажется,
