Но Фудзита не чародей, не мистик. Это самый большой прагматик, из всех, кого встречал Брент. Ему ведомы тайные струны в душах людей, и он умеет использовать их как рычаги для достижения своих практических целей. Его власть на «Йонаге» абсолютна, однако он не чужд своеобразной восточной самоиронии, а это значит, что ему не страшны низменное тщеславие и разлагающее влияние власти.
Такой идеал командира рисовали Бренту еще в академии. Решимость погибнуть или победить роднит его с героическим образом Александра Македонского. Еще на ум приходит Улисс Симпсон Грант, скачущий на битву с зажатой в зубах сигарой. Ко всему прочему Фудзита гениальный стратег, равный герцогу Веллингтону или фельдмаршалу Монтгомери. Оба командующих, как правило, до тонкостей разрабатывали свои операции. Блестящая тактика Веллингтона помогла ему победить Бонапарта при Ватерлоо; Монтгомери в результате многомесячного планирования выкурил из Эль-Аламейна Лису Пустыни Роммеля. Фудзита не уступает им, а в чем-то и превосходит.
Он рожден повелевать, но каждый его подчиненный знает, что адмирал думает и заботится о нем. Порой Фудзите не надо слов, чтобы объяснить человеку, что от него требуется и почему. И все от машиниста в котельной до командира эскадрильи ничего так не боятся, как подвести его или покрыть позором «Йонагу».
В бою адмирал передвигает авиацию и эскорт, как опытный шахматист, умеющий предугадать намерения противника. Во время самых тяжелых налетов, самых жестоких торпедных атак он всегда стоит на открытом мостике. Даже в Средиземном море, когда арабские крейсеры начали палить по «Йонаге» из тяжелой артиллерии, он отказался увести свой штаб под бронированное прикрытие ходовой рубки. Старый моряк привык смотреть судьбе в лицо вместе с теми, кого он посылает на бой и на смерть.
В восемьдесят третьем, будучи адъютантом Марка Аллена, Брент Росс опрашивал Фудзиту, оттого знает его биографию лучше, чем кто бы то ни было, кроме самого адмирала. Кассету с записью той беседы он до сих пор хранит у себя.
Служба Хироси Фудзиты на флоте длится дольше жизни большинства людей. Сын Сейко Фудзиты, профессора математики в Нагойском университете, он родился в Сэкигаре, пригороде Нагой. У него был старший брат Хатиро. Их род глубоко чтит традиции самураев и верно служит императору со времен сегуната Токугавы. Гордый своими самурайскими корнями, Хатиро пошел в армию, а Хироси поступил в японскую морскую академию «Эта Дзима». Оба призывались в шестнадцать лет.
10 февраля 1904 года началась война с Россией, и Хатиро погиб в бессмысленной атаке на русские позиции под Мукденом. Мать была безутешна, а младший брат отомстил за Хатиро в Корейском проливе, во время разгрома русских эскадр, вошедшего в историю как битва при Цусиме. Он вел огонь с кормовой башни линкора «Микаса» и полностью насладился классическим возмездием сорока семи самураев. На его счету сотни убитых.
Императорский флот Японии во всем копировал королевские военно-морские силы Великобритании, включая английский язык. Потому большинство морских офицеров получили образование в университетах Англии и США. В 1919 году Фудзита поступил в университет Южной Калифорнии, где защитил диплом по английской филологии. Америка произвела на него большое впечатление. Он разделяет мнение своего друга адмирала Ямамото, выпускника Гарварда и впоследствии главнокомандующего японским ВМФ, о том, что Америка обладает силой спящего великана.
В начале 20-х подполковник Хироси Фудзита закончил летную школу в Касумигауре. Ему было уже больше сорока. Спустя месяц, он получил назначение на новый авианосец «Акаги» и в это же время женился на Акико Минокама. Они купили дом в Хиросиме, где базировался авианосец. Первый их сын, Казуто, родился в 1926 году, второй, Макото, — в 1928.
Экспансионистские амбиции Японии по отношению к Китаю в 30-е годы немало встревожили и Фудзиту, и Ямамото. Когда Квантунская армия захватила Маньчжурию, русский медведь очнулся от спячки и показал когти по всей линии фронта длиной в две тысячи миль. Погибло восемьдесят тысяч японских солдат. Для Фудзиты и Ямамото было очевидно, что силы китайцев и русских неистощимы, а значит, войне не будет конца. Победы возможны лишь на юге, куда Японию также манили малайские сырьевые ресурсы и бесценные нефтяные пласты Явы и Суматры.
В середине 30-х Фудзита получил звание контр-адмирала и стал служить при штабе Исоруку Ямамото. Началась череда военно-политических убийств, открытое уничтожение политиков, оказывавших противодействие агрессии в Китае. Кульминации движение достигло в 1936-м, когда Первая пехотная дивизия взбунтовалась и уничтожила наиболее выдающихся политических деятелей Японии. По чистой случайности премьер-министру удалось спастись. Несмотря на то, что мятеж был подавлен и главари казнены, армия получила контроль над кабинетом министров. Война неумолимо приближалась.
Как и ожидал Фудзита, японские дивизии увязли в китайских болотах. Америка, Великобритания и Голландия потребовали вывода японских войск из Китая и наложили санкции, из которых эмбарго на поставку черных металлов и нефти больнее всего сказались на хозяйстве страны. В Японии залежи нефти смехотворны, и запасов у нее оставалось не больше, чем на полтора года. Вопрос стоял так: либо покориться, либо развязать войну. Покорность, поражение немыслимы для самурая, поэтому война сделалась неизбежностью.
Генеральный штаб военно-морских сил отдал Ямамото приказ разработать план внезапной атаки авианосцев на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор. Эту акцию было решено осуществить после сокрушительного нападения англичан на итальянскую военно-морскую базу в Таранто в ноябре 1940 года, когда двенадцать бомбардировщиков-торпедоносцев «Суордфиш», запущенных с авианосца «Илластриес», потопили итальянский линкор «Кавур» и нанесли серьезные повреждения линкорам «Литторио» и «Гай Дуилий». Ямамото выразил несогласие, считая войну с Америкой самоубийством для японской нации, но, несмотря на сопротивление, поручил разработку операции своим самым компетентным стратегам: адмиралу Хироси Фудзите, капитану первого ранга Камето Куросиме и капитану второго ранга Минору Генде.
Фудзита остался глух к мольбам жены и в ноябре 1941 года ступил на борт авианосца «Йонага», ожидавшего его на хиросимском рейде. Садясь в штабную машину, он увозил с собой образ: Акико и сыновья машут ему с порога, — не зная, что больше не увидит близких, поскольку сброшенная на Хиросиму атомная бомба сотрет их с лица земли.
Брент припомнил, как Йоси Мацухара ему рассказывал, что Казуто Фудзита уродился настоящим великаном: рост шесть футов, вес около ста восьмидесяти фунтов.
— Уверен, ты напоминаешь ему сына. Я видел парня в сороковом, когда меня определили под командование адмирала. Твой рост, походка, взрывной темперамент, даже манера говорить… Запомни, Брент-сан, ты занял в его душе место Казуто, хотя сам он наверняка этого не сознает.
Тогда Брент лишь насмешливо пожал плечами, а сейчас мысль почему-то снова посетила его.
Голос Фудзиты вернул его к действительности.
— Добро пожаловать, господа. — Старческий голос звучит надтреснуто, но оттого не менее властно. Глаза смотрят на одного Брента. — Раньше всех представлений и деловых обсуждений хочу отметить, что глубоко сожалею о кончине адмирала Марка Аллена, почившего на боевом посту. Он был великолепным тактиком и храбрым воином. Такая потеря для всех нас невосполнима. — Старик повернулся к алтарю и дважды хлопнул в ладоши, привлекая внимание богов.
Японцы и Брент Росс последовали его примеру.
— О, Дзимму! — воскликнул Фудзита, обращаясь к потомку Аматэрасу и основателю императорской династии. — Почти память нашего павшего товарища, с верой и самурайским духом ямато сражавшегося против врага. Молим тебя помочь благородному адмиралу Аллену найти мир и упокоение в раю или нирване, коих взыскует душа его.
Он немного помолчал и перешел к буддистскому песнопению, сопровождающему траурный обряд.
— О благословенный, если высокочтимый усопший стремится к нирване, помоги ему в поисках блаженства, неподвластного страданиям, карме и сансаре, облегчи дух его от иллюзорных желаний, грез, памяти прошлого, дай обрести то пространственное состояние, что лежит за пределами наших знаний, слов, риторики и полемики. Укажи ему путь к четырем благородным истинам, свободным от суетности и невежества всех наук, воззрений и верований. — Фудзита снова встретился взглядом с молодым американцем. — Мистер Росс, не угодно ли прочесть христианскую молитву? Как мне кажется, с нею душа адмирала легче найдет мир.
Церемония, бесспорно, нелепая, но голос японца звучит искренне и проникновенно.
