в воздухе, как подхваченный ураганом листок.
У Исикавы не было времени торжествовать: метрах в пятистах за кормой появилась пара черных «Мессершмиттов», сообщивших о своем приближении трассирующими очередями. Исикава пожертвовал высотой ради скорости: он знал свою машину лучше, чем создавший ее конструктор Дзиро Хорикоси, лучше, чем сам Мицубиси. Он медленно взял ручку на себя, сделав «свечку»: «пусть „Мессершмитты“ думают, что он намерен повторить маневр, погубивший обоих его ведомых. Уловка удалась. „Сто девятые“ разошлись и, поливая его свинцом, налетели с обеих сторон с явным намерением живым не выпустить.
Но Таку был готов встретить их. Когда отбойный молоток пулеметных очередей прошелся по левой плоскости, скручивая и отрывая куски алюминиевой обшивки, и машину затрясло, он сбросил обороты до пятисот в минуту и двинул вперед черный рычажок, гася скорость и невольно вспоминая, как когда-то останавливал свою рыбачью лодку, цепляя якорь за коралловый риф. Если бы не привязные ремни, от резкого толчка он ударился бы о приборную доску. По обеим сторонам кабины промелькнули черные тела «Мессершмиттов».
— Банзай! Банзай! — прокричал он, подняв щитки-закрылки, дав полный газ и прикосновением к правой педали руля высоты развернувшись почти на месте — маневр, который был под силу только такому легкому самолету, как «Зеро». Черный Me-109 находился именно в той точке, где и должен был находиться, — всего в сорока метрах впереди него. Его даже не надо было ловить в прицел. Таку взял упреждение на четверть и нажал на гашетку, наперед зная, что не промахнется.
Короткая серия — всего десяток 20-миллиметровых снарядов — снесла «Мессершмитту» вертикальный стабилизатор, пробила капот. Череп летчика лопнул, как перезрелый, надколотый арбуз, и красно-желтый фонтан ударил в пропеллер «Зеро», забрызгав кровавой кашей его лобовое стекло. На полном ходу «Мессершмитт» перевернулся через крыло и полетел вниз, нелепо порхая в воздухе, как обжегший себе крылья мотылек.
Таку беспокойно шарил глазами по передней полусфере, отыскивая второго, и наконец заметил свалившуюся в пике и уже неуязвимую для его огня черную машину далеко на востоке, за полуостровом Босо. А на севере, прямо над Токио, два «Зеро» палубной авиации сцепились с Фрисснером и Розенкранцем в ожесточенной и беспорядочной схватке.
Бомбардировщик! Он должен уничтожить последний бомбардировщик! Но дуэль с «мессером» стоила Таку потери высоты и увела его далеко на юг, в сторону от «Дугласа», который уже почти завис над лихорадочно маневрирующим авианосцем.
— Он же низко! Дайте по нему из зениток! — Таку стиснул в ладони свой бархатный мешочек- амулет. — Ради всего святого, шарахните по нему из 25-миллиметровых!..
— Вспомогательная артиллерия, огонь! — скомандовал адмирал Фудзита.
Всего на «Йонаге» было 186 трехствольных зенитных пулеметов, большая часть которых размещалась по четыре установки на массивных, обшитых стальным листом платформах, окружавших ВПП. Шесть установок стояли на марсе, две — на корме, и еще две прикрывали с правого борта трубу. Приближающийся бомбардировщик мог быть встречен огнем пятидесяти семи строенных зенитных пулеметов.
И вот они ожили, зайдясь слитным частым лаем, которому вторили более редкие и тяжкие удары артиллерии главного калибра и беспрестанный грохот разрывов. Брент Росс смотрел, как тысячи сходящихся трассеров понеслись к «Дугласу», покрыв небосвод клубами коричневого дыма от недолетов. Однако бомбардировщик, словно не обращая внимания на бушевавшую вокруг смертельную метель, продолжал полет.
— Угол возвышения сорок, бомболюки открыты, сэр! — крикнул Брент изо всей мочи.
— Прибавить хода! — приказал адмирал Фудзита в переговорную трубу.
В ответ последовал испуганный доклад:
— Господин адмирал, давление в котлах пятьсот двадцать пять фунтов, сто сорок пять оборотов в минуту. Пять котлов поставлены на профилактику — снимаем накипь. Скорость увеличить невозможно.
— Делаем всего двадцать два узла, — пробурчал адмирал себе под нос и с тревогой взглянул на неуклонно приближавшийся «Дуглас». — Лево на борт!
— Есть лево на борт!
Брент почувствовал, как корабль двинулся влево, но — медленно, ах как медленно! На фюзеляже «Дугласа» вдруг засверкали слабые вспышки, от левого крыла посыпались куски металла, а потом из моторного отсека ударил столб желтого пламени и черного дыма.
— Банзай! Банзай!
Но бомбардировщик упорно, не отклоняясь от курса, полз по усеянному разрывами, исполосованному трассами небу.
— А, собака! — взмахнул кулаком Фудзита.
Когда «Дуглас» с поврежденным левым крылом снизился до 200 футов, из его раздутого чрева вылетели шесть посверкивающих, как дождевые капли на солнце, предметов. Брент опустил бинокль, чувствуя, как холодеет у него внутри, словно ледяная змея свивается кольцами где-то на груди. Это был не страх, а ужас — знакомое ощущение, от которого деревенели мускулы и пересыхало в горле. Что толку от его литых рельефных мышц? Разве могут они защитить от пятисотфунтовых бомб? Тем не менее Брент Росс стоял прямо и только все крепче стискивал зубы. Краем глаза он видел: все, находящиеся на ходовом мостике, делают то же самое.
— Бомбы пошли, сэр, — крикнул он в ухо адмиралу Фудзите и сам удивился тому, как спокойно звучит его голос.
— Право на борт, — скомандовал тот.
Снова накренился корабль. Брент, вцепившись в ветрозащитное» стекло рубки побелевшими пальцами, следил, как летят вниз бомбы, а за ними пикирует, грозя вот-вот сорваться в штопор, лишившийся крыла «Дуглас». Казалось, что и бомбы и самолет рухнут ему прямо на голову, но лейтенант, превозмогая страх, только все напряженней выпрямлял спицу. Бежать? Куда ты убежишь от валящейся сверху железной, пылающей громадины… Он задержал дыхание, и его лицо окаменело.
Две бомбы взорвались слева по носу, взметнув в небо четырехсотфутовый столб голубой воды. Третья близким недолетом накрыла левый крамбол, окатив зенитчиков несколькими тоннами воды, но не причинив никакого ущерба. Три остальных легли по правому борту, никого не задев.
На палубе послышались ликующие крики «банзай!».
Горящий и явно потерявший управление самолет, подобно подбитой птице, лишившейся своего дара летать, стремительно несся вниз. Моряки в смятении смотрели, как тринадцатитонная, объятая пламенем, бившим из обоих моторов, махина с каждой секундой набирая скорость, падает прямо им на голову. Все в немом ужасе следили за «Дугласом», который каким-то чудом сумел выровняться и перейти в горизонтальный полет.
— О Боже, нет… Нет! — прошептал Брент.
«Дуглас» немыслимым образом вышел из пике в трехстах футах от левого борта авианосца, едва не задев брюхом воду, и смерчем огня и едкого черного дыма налетел на него. Совсем близко Брент увидел громоздкие моторы «Пратт-Уитни», щитки передней стойки, похожие на двойной подбородок, хвостовое неубирающееся колесо, каких давно уже не ставили на современные модели, черный нос с антенной радара, крупные буквы на крыльях и фюзеляже, развороченное крупнокалиберными пулями левое крыло с беспомощно болтающимися элеронами и закрылками, сияющий металл, с которого осколками содрало краску, пробоины от снарядов и пуль, открывающие ребра рангоута и лонжероны. Он не мог только разглядеть за разбитым вдребезги лобовым стеклом лица пилотов.
Адмирал Фудзита воздел к небесам сухонький кулачок:
— О богиня Аматэрасу, где ты?!
Резко вильнув, самолет опустился на ВПП и со скоростью 200 миль в час, подпрыгивая как мячик на высоту топа мачты, разбрызгивая горящий бензин, с диким ревом промчался поперек палубы от борта к борту, сметя по дороге кормовой ПУАЗО[4] и две зенитных установки, которые до последней минуты продолжали вести огонь. Потеряв оба крыла, со сплющенным от капота до бомболюка носом «Дуглас» — то, что от него осталось, — закружился на месте и рухнул в море, обдав брызгами белой пены весь правый борт. Прибор управления огнем, 25-миллиметровые зенитные орудия и
