сыграла Медею: какое дарование! и как жаль, что она его запускает! Каратыгин к бенефису своему перевел стихами трагедию: Blanche et Guiscard, и весьма не дурно, так что я ему советую на будущий год приняться за что-нибудь лучшее, например Manlius.
С нетерпением жду остальных песней твоего Онегина; желал бы также познакомиться с Цыганами, о которых чудеса рассказывают: отчего ты их не печатаешь? или цензура?.. Я сбираюсь свои стихотворения издать, и как ни уверен по совести, что в них нет ни одного слова, ни одной мысли непозволительной, но вс боюсь; ибо никак не могу постичь, что нашим цензорам не по вкусу и как писать, чтобы им угодить. Прощай, умница, дай бог тебе здоровье в скорый возврат! не забывай, что искренно любит и тебя, и твое дарованье неромантик
Павел Катенин. Ноя. 24-го. 1825.
227. П. А. Вяземскому. Вторая половина ноября 1825 г. Михайловское.
Я думал, что ты давно получил от Льва Сергеича 600 рё. украденные Савеловым - узнаю, что Лев их промотал; извини его и жди оброка, что соберу наднях с моего сельца С.<анкт> Петербурга.
Милый, мне надоело тебе писать, потому что не могу являться тебе в халате, нараспашку и спустя рукава. Разговор наш похож на предисловие г-на Лемонте. Мы с тобою толкуем лишь о Полевом да о Булгарине - а они несносны и в бумажном переплете. Ты умен, о чем ни заговори - а я перед тобою дурак дураком. Условимся, пиши мне и не жди ответов.
Твоя статья о Аббатстве Байрона? Что за чудо Д.<он> Ж.<уан>! я знаю только 5 перв. песен; прочитав первые 2, я сказал тотчас Раевскому, что это Chef-d'-uvre Байрона, и очень обрадовался, после увидя, что W. Scott моего мнения. Мне нужен англ. яз. - и вот одна из невыгод моей ссылки: не имею способов учиться, пока пора. Грех гонителям моим! И я, как А. Шенье, могу ударить себя в голову и сказать: Il y avait quelque chose lа... извини эту поэтическую похвальбу и прозаическую хандру. Мочи нет сердит: не выспался и не <-------->.
Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? чорт с ними! слава богу, что потеряны. Он исповедался в своих стихах, невольно, увлеченный восторгом поэзии. В хладнокровной прозе он бы лгал и хитрил, то стараясь блеснуть искренностию, то марая своих врагов. Его бы уличили, как уличили Руссо - а там злоба и клевета снова бы торжествовали. Оставь любопытство толпе и будь заодно с Гением. Поступок Мура лучше его Лалла-Рук (в его поэтическом отношеньи). Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. - Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок - не так, как вы - иначе. - Писать свои Mйmoires заманчиво и приятно. Никого так не любишь, никого так не знаешь, как самого себя. Предмет неистощимый. Но трудно. Не лгать - можно; быть искренним - невозможность физическая. Перо иногда остановится, как с разбега перед пропастью - на том, что посторонний прочел бы равнодушно. Презирать - braver (106) - суд людей не трудно; презирать [самого себя] суд собственный невозможно.
228. А. А. Бестужеву. 30 ноября 1825 г. Михайловское.
Я очень обрадовался письму твоему, мой милый, я думал уже, что ты на меня дуешься - радуюсь и твоим занятиям. Изучение новейших языков должно в наше время заменить латинский и греческий - таков дух века и его требования. Ты - да, кажется, Вяземский - одни из наших литераторов - учатся; все проччие разучаются. Жаль! высокий пример Карамзина должен был их образумить. Ты едешь в Москву; поговори там с Вяземским об журнале; он сам чувствует в нем необходимость - а дело было бы чудно-хорошо. Ты пеняешь мне за то, что я не печатаюсь - надоела мне печать - опечатками, критиками, защищениями etc... однако поэмы мои скоро выдут. И они мне надоели; Руслан молокосос. Пленник зелен - и пред поэзией кавказской природы - поэма моя: - Голиковская проза. Кстати: кто писал о горцах в Пчеле? вот поэзия! не Якубович ли, герой моего воображенья? Когда я вру с женщинами, я их уверяю, что я с ним разбойничал на Кавказе, простреливал Грибоедова, хоронил Шереметева etc. - в нем много, в самом деле, романтизма. Жаль, что я с ним не встретился в Кабарде - поэма моя была бы лучше. Важная вещь! Я написал трагедию и ею очень доволен; но страшно в свет выдать - робкий вкус наш не стерпит истинного романтизма. Под романтизмом у нас разумеют Ламартина. Сколько я не читал о романтизме, вс не то; даже Кюхельбекер врет. Что такое его Духи? до сих пор я их не читал. Жду твоей новой повести, да возьмись-ка за целый роман - и пиши его со всею свободою разговора или письма, иначе вс будет слог сбиваться на Коцебятину. Кланяюсь планщику Рылееву, к<ак> (107) говаривал покойник Платов - но я право более люблю стихи без плана, чем план без стихов. Желаю вам, друзья мои, здравия и вдохновения.
30 ноября.
Адрес: Его высокоблагородию Кондратью Федоровичу Рылееву в С.-Петербург. У Синего мосту в доме Американской компании. Пр.<ошу> дост.<авить> г-ну Бестужеву.
229. П. А. Вяземскому. Конец ноября - начало (не позднее 3) декабря 1825 г. Михайловское.
Ты приказывал, моя радость, прислать тебе стихов для какого-то альманаха (чорт его побери), вот тебе несколько эпиграмм, у меня их пропасть, избираю невиннейших.
Совет
Поверь: когда и мух и комаров Вокруг тебя летает рой журнальный, Не рассуждай, не трать учтивых слов, Не возражай на писк и шум нахальный: Ни логикой, ни вкусом, милый друг, Никак не льзя смирить их род упрямый. Сердиться грех - но замахнись и вдруг Прихлопни их проворной эпиграммой.
Соловей и кукушка
В лесах, во мраке ночи праздной, Весны певец разнообразный Урчит и свищет и гремит; Но бестолковая кукушка, Самолюбивая болтушка, Одно ку-ку свое твердит; И эхо вслед кукует то же. Накуковали нам тоску! Хоть убежать. Избавь нас, боже, От элегических ку-ку!
Движенье
Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее бы не мог он возразить, Хвалили все ответ замысловатый. Но, господа, забавный случай сей Другой пример на память мне приводит: Ведь каждый день пред нами солнце ходит, Однакож прав [какой-то] упрямый Галилей.
Дружба
Что дружба? легкий пыл похмелья, Обиды вольный разговор, Обмен тщеславия, безделья Иль покровительства позор.
Мадригал Нет ни в чем вам благодати, С счастием у вас разлад: И прекрасны вы не к стати И умны вы не в попад.
Адрес: Князю Петру Андреевичу Вяземскому. В Москве, в Чернышевском переулке, в собств. доме.
239. П. А. Катенину. 4 декабря 1825 г. Михайловское.
Письмо твое обрадовало меня по многим причинам. 1) что оно писано из П.<етер>Б.<урга>, 2) что Андромаха наконец отдана на театр, 3) что ты собираешься издать свои стихотворения, 4) (и что должно было бы стоять первым) что ты любишь меня по-старому. Может быть нынешняя перемена сблизит меня с моими друзьями. Как верный подданный, должен я конечно печалиться о смерти государя; но, как поэт, радуюсь восшедствию на престол Константина I. В нем очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. - К тому ж он умен, а с умными людьми вс как-то лучше; словом я надеюсь от него много хорошего. Как бы хорошо было, если нынешней зимой я был свидетелем [тв<оего>] и участником твоего торжества! участником, ибо твой успех не может быть для меня чуждым; но вспомнят ли обо мне? Бог весть. Мне право совестно, что тебе так много наговорили о моих Цыганах. Это годится для публики, но тебе надеюсь я представить что-нибудь более достойное твоего внимания. Онегин мне надоел и спит; впроччем я его не бросил. Радуюсь успехам Каратыгина и поздравляю его с твоим ободрением. Признаюсь - мочи нет хочется к Вам. Прощай, милый и почтенный. Вспомни меня во время первого представления Андромахи.
4 декабря.
231. В. К. Кюхельбекеру. 1-6 декабря 1825 г. Михайловское.
Прежде чем поблагодарю тебя, хочу с тобою побраниться. Получив твою комедию, я надеялся найти в ней и письмо. Я трес, трес ее и ждал не выпадет ли хоть четвертушка почтовой бумаги; напрасно: ничего не выдрочил и со злости духом прочел [оба действия] Духов, (130) сперва про себя, а потом и вслух. Нужна ли тебе моя критика? Нет! не правда ли? вс равно; критикую: ты сознаешься, что характер поэта не правдоподобен; сознание похвальное, но надобно бы сию неправдоподобность оправдать, извинить в самой комедии, а не в предисловии. Поэт мог бы сам совеститься, стыдиться своего суеверия: отселе новые, комические черты. Зато Калибан - прелесть. Не понимаю, что у тебя за охота пародировать Ж<уковско>го. Это простительно Цертелеву, а не тебе. Ты скажешь, что насмешка падает на подражателей, а не на него самого. Милый, вспомни, что ты, если пишешь для нас, то печатаешь для черни; она принимает вещи буквально. Видит твое неуважение к Ж.<уковскому> и рада.
Сир слово старое. Прочтут иные сыр etc. - очень мило и дельно. От жеманства надобно нас отучать. - Пас стада главы моей (вшей?). Впроччем везде, где поэт бредит Шекспиром, его легкое воздушное творенье, речь Ариеля и последняя тирада - прекрасно. О стихосложении скажу, что оно небрежно, не всегда натурально, выражения не всегда точно-русские - на пр. слушать в оба уха, брось вид угрюмый, взгляд унылый, молодец ретивый, сдернет чепец на старухе etc. Вс это я прощаю для Калибана, который чудо как
