Иль ты донынеНе знаешь?.. нет! ты не в пустыне,Ты во дворце; ты знать должна,Как сила гетмана грозна,Как он врагов своих карает,Как государь ему внимает...Но вижу: скорбную семьюТы отвергаешь для Мазепы;Тебя я сонну застаю,Когда свершают суд свирепый,Когда читают приговор,Когда готов отцу топор...Друг другу, вижу, мы чужие...Опомнись, дочь моя! Мария,Беги, пади к его ногам,Спаси отца, будь ангел нам:Твой взгляд злодеям руки свяжет,Ты можешь их топор отвесть.Рвись, требуй – гетман не откажет:Ты для него забыла честь,Родных и бога.
ДОЧЬ
Что со мною?Отец... Мазепа... казнь – с мольбоюЗдесь, в этом замке мать моя —Нет, иль ума лишилась я,Иль это грезы.
МАТЬ
Бог с тобою,Нет, нет – не грезы, не мечты.Ужель еще не знаешь ты,Что твой отец ожесточенныйБесчестья дочери не снесИ, жаждой мести увлеченный,Царю на гетмана донес...Что в истязаниях кровавыхСознался в умыслах лукавых,В стыде безумной клеветы,Что, жертва смелой правоты,Врагу он выдан головою,Что пред громадой войсковою,Когда его не осенитДесница вышняя господня,Он должен быть казнен сегодня,Что здесь покамест он сидитВ тюремной башне.
ДОЧЬ
Боже, боже!..Сегодня! – бедный мой отец!И дева падает на ложе,Как хладный падает мертвец.Пестреют шапки. Копья блещут.Бьют в бубны. Скачут сердюки.В строях равняются полки.Толпы кипят. Сердца трепещут.Дорога, как змеиный хвост,Полна народу, шевелится.Средь поля роковой намост.На нем гуляет, веселитсяПалач и алчно жертвы ждет:То в руки белые берет,Играючи, топор тяжелый,То шутит с чернию веселой.В гремучий говор всё слилось:Крик женский, брань, и смех, и ропот.Вдруг восклицанье раздалось,И смолкло всё. Лишь конский топотБыл слышен в грозной тишине.Там, окруженный сердюками,Вельможный гетман с старшинамиСкакал на вороном коне.А там по киевской дорогеТелега ехала. В тревогеВсе взоры обратили к ней.В ней, с миром, с небом примиренный,Могущей верой укрепленный,Сидел безвинный Кочубей,С ним Искра, тихий, равнодушный,Как агнец, жребию послушный.Телега стала. РаздалосьМоленье ликов громогласных.С кадил куренье поднялось.За упокой души несчастныхБезмолвно молится народ,Страдальцы – за врагов. И вотИдут они, взошли. На плаху,Крестясь, ложится Кочубей.Как будто в гробе, тьмы людейМолчат. Топор блеснул с размаху,И отскочила голова.Всё поле охнуло. ДругаяКатится вслед за ней, мигая.Зарделась кровию трава —И, сердцем радуясь во злобе,Палач за чуб поймал их обеИ напряженною рукойПотряс их обе над толпой.Свершилась казнь. Народ беспечныйИдет, рассыпавшись, домойИ про свои работы вечныУже толкует меж собой.Пустеет поле понемногу.Тогда чрез пеструю дорогуПеребежали две жены.Утомлены, запылены,Они, казалось, к месту казниСпешили, полные боязни.«Уж поздно», – кто-то им сказалИ в поле перстом указал.Там роковой намост ломали,Молился в черных ризах поп,И на телегу подымалиДва казака дубовый гроб.Один пред конною толпойМазепа, грозен, удалялсяОт места казни. Он терзалсяКакой-то страшной пустотой.Никто к нему не приближался,Не говорил он ничего;Весь в пене мчался конь его.Домой приехав, «что Мария?» —Спросил Мазепа. Слышит онОтветы робкие, глухие...Невольным страхом поражен,Идет он к ней; в светлицу входит:Светлица тихая пуста.Он в сад, и там, смятенный, бродит;Но вкруг широкого пруда,В кустах, вдоль сеней безмятежныхВсё пусто, нет нигде следов —Ушла! – Зовет он слуг надежных,Своих проворных сердюков.Они бегут. Храпят их кони —Раздался дикий клик погони,Верхом – и скачут молодцыВо весь опор, во все концы.Бегут мгновенья дорогие.Не возвращается Мария.Никто не ведал, не слыхал,Зачем и как она бежала...Мазепа молча скрежетал.Затихнув, челядь трепетала.В груди кипучий яд нося,В светлице гетман заперся.Близ ложа там, во мраке ночи,Сидел он, не смыкая очи,Нездешней мукою томим.Поутру, посланные слугиОдин явились за другим.Чуть кони двигались. Подпруги,Подковы, узды, чепраки —Всё было пеною покрыто,В крови, растеряно, избито, —Но ни один ему принестьНе мог о бедной деве весть.И след ее существованьяПропал, как будто звук пустой,И мать одна во мрак изгнаньяУмчала горе с нищетой.
Песнь третия
Души глубокая печальСтремиться дерзновенно вдальВождю Украйны не мешает.Твердея в умысле своем,Он с гордым шведским королемСвои сношенья продолжает.Меж тем, чтоб обмануть вернейГлаза враждебного сомненья,Он, окружась толпой врачей,На ложе мнимого мученья,Стоная, молит исцеленья.Плоды страстей, войны, трудов,Болезни, дряхлость и печали,Предтечи смерти, приковалиЕго к одру. Уже готовОн скоро бренный мир оставить;Святой обряд он хочет править,Он архипастыря зоветК одру сомнительной кончины;И на коварные сединыЕлей таинственный течет.Но время шло. Москва напрасноК себе гостей ждала всечасно,Средь старых, вражеских могилГотовя шведам тризну тайну.Незапно Карл поворотилИ перенес войну в Украйну.И день настал. Встает с одраМазепа, сей страдалец хилый,Сей труп живой, еще вчераСтонавший слабо над могилой.Теперь он мощный враг Петра.Теперь он, бодрый, пред полкамиСверкает гордыми очамиИ саблей машет – и к ДеснеПроворно мчится на коне.Согбенный тяжко жизнью старой,Так оный хитрый кардинал,Венчавшись римскою тиарой,И прям, и здрав, и молод стал.И весть на крыльях полетела.Украйна смутно зашумела:«Он перешел, он изменил,К ногам он Карлу положилБунчук покорный». Пламя пышет,Встает кровавая заряВойны народной.Кто опишетНегодованье, гнев царя?Гремит анафема в соборах;Мазепы лик терзает кат[4].На шумной раде, в вольных спорахДругого гетмана творят.С брегов пустынных ЕнисеяСемейства Искры, КочубеяПоспешно призваны Петром.Он с ними слезы проливает.Он их, лаская, осыпаетИ новой честью и добром.Мазепы враг, наездник пылкий,Старик Палей из мрака ссылкиВ Украйну едет в царский стан.Трепещет бунт осиротелый.На плахе гибнет Чечель смелыйИ запорожский атаман.И ты, любовник бранной славы,Для шлема кинувший венец,Твой близок день, ты вал ПолтавыВдали завидел наконец.И царь туда ж помчал дружины.Они, как буря, притекли —И оба стана средь равниныДруг друга хитро облегли:Не раз избитый в схватке смелой,Заране кровью опьянелый,С бойцом желанным, наконец,Так грозный сходится боец.И, злобясь, видит Карл могучийУж не расстроенные тучиНесчастных нарвских беглецов,А нить полков
