доносившуюся со стороны ущелья реки Роны на французской территории, - то вели последние бои защитники пограничного форта. Франция капит5?лировала, и Швейцария теперь оказалась изолированной от остального мира, в железном кольце итало-германских войск.
Положение Швейцарии оставалось крайне опасным. Ей постоянно приходилось маневрировать между двумя группировками воюющих государств. Уже одно то, что подавляющее большинство населения страны считало родным языком немецкий, могло служить достаточным поводом для того, чтобы гитлеровцы включили Швейцарию в состав 'великой Германской империи'.
В небе Швейцарии появилась авиация англичан. Каждую ночь их самолеты пролетали в направлении Италии и Германии для бомбежки военных и промышленных объектов. Единственную нейтральную страну в Европе, где еще сохранилось уличное освещение, гитлеровцы считали 'маяком' для британской авиации. По их требованию пришлось ввести светомаскировку.
Конечно, нас беспокоило не только положение самой Швейцарии, но и те сложные обстоятельства, в которых очутились некоторые наши товарищи, в особенности Соня.
Соне было известно, с какой целью приезжал ко мне Кент, поскольку она сама принимала и расшифровывала радиограмму Центра. Она была очень огорчена', что Кент приехал без денег. По-видимому, ее резервы подходили к концу. Из отдельной виллы в Монтрё, где, как я позднее узнал, жила Соня, ей пришлось переехать в Женеву, причем поселилась она поблизости от моего дома. Это тревожило, так как встречаться теперь, живя рядом, нам было гораздо опаснее, чем прежде. Наши взаимные визиты друг к другу могли быть легко прослежены.
В Женеву Соня переехала вместе с детьми от первого брака и со своим помощником Джоном, за которого недавно она вышла замуж. Они собирались уехать на , родину Джона, но сделать это было не просто. В то время в ходу была такая горькая шутка: 'Швейцария - самая большая тюрьма в мире'. И действительно, проживающие в этой стране пять миллионов человек были, по существу, изолированы немецко-фашистскими и итальянскими войсками от остального мира. В кольце блокады, правда, сохранился узкий коридор для велосипедного и автомобильного сообщения из Женевы в пока еще не оккупированную гитлеровцами французскую зону правительства Петена. Так что для Сони и ее семьи еще существовала возможность покинуть Швейцарию: из французской зоны через Испанию и Португалию можно было попасть в Англию. Однако следовало предвидеть, что в один из дней и этот коридор будет перекрыт. Соня нервничала из-за детей, из-за угрозы вторжения фашистов, стоявших на швейцарской границе, почти в пригородах Женевы. Ей необходимо было уехать. Но еще не были готовы документы, не хватало денег.
Лена
Сложное и ответственное дело на совершенно новом для меня поприще требовало и риска, и огромной осторожности. И от того, кто был рядом, от характера людей, окружавших меня, зависело многое. Самым близким и дорогим человеком, на которого я мог положиться буквально во всем, была Лена Янзен, моя жена.
Лене было двадцать лет, когда мы познакомились в Вене. С первой встречи меня привлекли в этой девушке решительность и духовная окрыленность, широта политического кругозора. Речь ее была красочна, я даже сказал бы художественно выразительна. Все, знавшие Лену, отмечали самобытность ее натуры.
Встреча с Леной сыграла большую роль в моей жизни. Несмотря на то что в молодые годы я успел многое испытать и пережить, во мне тогда еще сидели всякого рода мещанские предрассудки и привычки, приобретенные в мелкобуржуазной семейной и гимназической среде. Лена, выросшая в рабочей среде, в гуще революционного класса, помогла мне постепенно избавиться от этих недостатков, причем делала это умно, тактично. Кроме того, она ясно и быстро разбиралась в сложных политических вопросах. Эта простая рабочая девушка по воле обстоятельств стала очевидцем и участницей целого ряда знаменательных революционных событий той поры.
Отец Лены, Карл Янзен, был отличным сапожником. Он не чуждался политики, активно участвовал в работе социал-демократической партии, знал Августа Бебеля; перед первой мировой войной кандидатура Карла Янзена выставлялась на выборах в депутаты рейхстага.
Заказчиками у этого первоклассного мастера были богатые люди. Общение с представителями 'высшего' общества повлияло на него отрицательно. В конце концов Карл Янзен бросил семью, и мать Лены, простая работница, осталась с тремя маленькими девочками на руках. Началась почти нищенская жизнь. В годы первой мировой войны мать работала на заводе боеприпасов. Семья жила в пролетарском районе, в типичном для этих мест Берлина доме, похожем на казарму, на заднем дворе. В уличной, фасадной части таких домов жили обычно мелкие служащие, торговцы, мещане, а в дешевых квартирках, как правило, с одной комнатой и кухней и, конечно, без лифта, теснились многодетные семьи рабочих. Чем выше этаж - тем ниже квартплата. Семья Янзен поселилась на самом последнем этаже. На кухне спала мать, дочери - в комнате.
Мать была человеком большого мужества. Она не боялась, несмотря на суровые законы военного времени, прятать у себя немецких солдат, дезертировавших из армии, таких же, как она, рабочих и беглых русских военнопленных. Их квартира до Октябрьской революции служила явкой для курьеров большевистской партии. Так что связь дочерей Янзен с рабочим движением и с Россией началась очень рано, когда они были юными.
Сестры - Лена и старшая Густа - принадлежали к самым молодым приверженцам Карла Либкнехта и Розы Люксембург, участвовали в движении социалистической молодежи, потом - в создании Коммунистической партии Германии.
Лично мне редко доводилось встречать столь бесстрашного человека, как Лена. Она смело вела себя, например, в последние часы восстания 'спартаковцев' в январе 1919 года в Берлине. Когда группе коммунистов пришлось покинуть их последнюю опору - здание газеты 'Форвертс', Лена вместе с итальянцем Мизиано, отстреливаясь, прикрывала отход группы. Они ушли последними, по крышам соседних домов.
Лене рано пришлось начать трудовую жизнь. Пятнадцати лет она поступила продавщицей в универмаг. Когда в 1918 году, после заключения Брестского мира, в Берлине было открыто первое советское посольство, Лену рекомендовали туда на работу. О ее твердости и политической принципиальности можно судить по такому факту.
Когда в октябре 1918 года, буквально за несколько дней до немецкой буржуазной революции, советское посольство было закрыто и все товарищи высланы из Германии, Лена, в знак протеста, тоже поехала вместе с сотрудниками посольства в Россию, взяв фамилию Чистякова. В пути на родину советские дипломаты, и с ними Лена, были задержаны по приказу немецкого генерала Макса Гофмана, того самого Гофмана, который подписал тяжелейшие для Советской страны условия Брестского мира. Они были высажены из поезда и арестованы на станции Молодечно, вблизи от установленной демаркационной линии.
Спустя несколько недель освобожденные по настоянию Советского правительства работники посольства благополучно добрались до Москвы.
Пребывание Лены в революционной столице было коротким. Вернувшись в Германию, она занялась пропагандой большевистских идей среди русских военнопленных, ожидавших отправки на родину. В лагерь для военнопленных она проникала, назвавшись женой русского переводчика Пахомова, который помогал ей в агитации. Но тут случилось непредвиденное. Как-то днем территорию лагеря внезапно окружили полицейские, собрали всех пленных, отправили их в Штеттин, а затем на пароходе - в Россию. Лену, находившуюся в тот момент в лагере, тоже вывезли, как 'жену' военнопленного, вместе с репатриированными.
Это произошло зимой 1921 года, в период контрреволюционного мятежа в Кронштадте. Едва сойдя с парохода в Петроградском порту, Лена, не раздумывая, присоединилась к красноармейскому отряду и с винтовкой в руках пошла по льду Финского залива на штурм крепости.
Из Петрограда Лена поездом поехала назад, в Германию, но в Риге ее арестовали, приняв за большевистского агента. Спасло лишь то, что должность латвийского верховного прокурора занимал тогда социал-демократ Озолис, который хорошо знал Лену по лагерю военнопленных в Германии, где сидел сам. Озолис заявил, что девушка не вызывает у него никаких подозрений, и приказал отпустить ее.
Вернувшись домой, Лена вновь включилась в активную партийную работу. Ее определили секретарем Клары Цеткин, крупнейшей деятельницы международного коммунистического движения, которая жила в Зилленбахе, возле Штутгарта. Там Лену опять арестовали, но продержали в заключении недолго. Потом она
