билеты и афишки, бережно увезенные в Америку. На волне этого энергетического счастья он отыграл в Москве еще 14 спектаклей. Последних. А потом попал в больницу и уже не вышел оттуда.
- О Райкине холило очень много легенд и сплетен...
- Слухи появлялись тогда, когда чиновники наверху понимали, что всенародная любовь к артисту зашкаливает. Однажды в театре перед репетицией пронеслась страшная весть: вчера по дороге из Москвы Райкин попал в автокатастрофу и погиб. Актеры возбуждены до предела. Тут на сцену выходит улыбающийся Аркадий Исаакович. Все молча с открытыми ртами таращатся на него. Такие случаи бывали неоднократно. Но не всегда распространяемая чушь была такой безобидной. Долго ходил слух, якобы у Райкина две жены. Говорили, что он жмот, алкоголик, Синяя Борода, подпольный сионист-контрабандист. Однажды на крупном московском заводе лектор во время доклада о международном положении вдруг в качестве разрядки рассказал присутствующим байку - недавно Райкин пытался перевезти все свои бриллианты в Израиль в гробу матери.
Вот, мол, каков ваш Райкин! Мама звонила Пельше с требованием разоблачить эту чудовищную ложь.
Ее успокоили, сказав, что лектор уволен. На заводе по местному радио объявили опровержение. Но слово - не воробей, и слух полетел по всей Москве.
Говорят, что в Киеве на спектакле Райкину кто-то с галерки крикнул: 'Жид' - и он ушел со сцены, дав зарок больше никогда там не появляться. Лет десять папа действительно после этого в Киев не ездил.
Очень смешную легенду, рассказанную как-то на ялтинском пляже человеком с сильным украинским акцентом, пересказал Юрский: 'Другие артисты, вблизи довольно обычные люди, - купаются, загорают, шашлык едят, в волейбол играют. А Райкин - нет! Его весь день не видать! А как свечереет, выходит он в белом костюме, выпивает стакан сухого вина и берет гитару в руки. Идет, поет, а за ним стайка девушек следом с песнями. А где что не так... стоп! Райкин глянет по сторонам - кто нагрубил, кто проворовался или взятку взял... и тут же сядет и фельетон пишет. А потом - блям по гитаре и пошли дальше...'
Мама пережила папу на два года. Я так и не попала в день папиных похорон на кладбище - не могла оставить ее одну. Я играла перед мамой, что все хорошо, не подпуская ее к непрерывно звонящему телефону. Бегала к двери, пряча от нее людей, пришедших с соболезнованиями. Только через неделю в присутствии врача мы открыли ей, что папы больше нет. Раздался страшный крик. Бедная мама! Частично парализованная в течение пятнадцати лет после инсульта, потерявшая речь, она была черной от горя. За два последних года, прожитых без папы, она, говоря всего три слова: 'Да', 'Нет' и 'Вот', пару раз мучительно сложила фразу: 'Я хочу умереть'. Будь она здорова - нашла бы способ сразу же последовать за ним...
В каждом спектакле Райкин играл пятнадцать-двадцать ролей. За всю жизнь их накопилось тысячи. 'Человек с тысячью лиц' - так его называли восторженные журналисты. Но мало кто знал, как трудно ему дается каждое выступление. В конце жизни болезнь Паркинсона сковывала речь, мимику, движения - ему долго приходилось разминаться, разговариваться, прежде чем выйти на сцену. Но уйти из театра он не мог - это было равносильно смерти. Зрители продлевали ему жизнь. Ради них он всегда выпрыгивал на сцену, вылетал, делая немыслимые пируэты за занавесом.
Райкин очень рано начал седеть, причем с одной прядки. Какое-то время он красился, оставляя эту прядочку, а потом, лет за десять до смерти, перестал красить волосы и выходил на сцену совершенно белый.
Как белый Корабль...
