- Нет. Это же буду не я и не моя любовь. Лично я люблю совершенно по-другому. А потом, если роман кончится, что тогда?
III
'Современник'.
Здесь любовь - это не кино, где первый кадр - знакомство, второй постель. Такой любви в 'Трех товарищах' нет. Как нет империи страсти со вчерашним набором из обнаженных тел и нарочито гру
бых фраз типа: 'трахнуться', 'перепихнуться' и пр. В 'Трех товарищах' между первым и вторым кадром Волчек реконструирует большую тщательно проработанную прелюдию любви. Ту самую, которая обычно бывает с дурацким видом, с дрожью в голосе и невладением рук, с идиотским заиканием...
На самом деле на сцене красивая любовь без вранья - мечта всякого, идиотизм которой - в ее несбыточности. Поимевшие ее хоть раз - избранные. Не понюхавшие ни разу вкуса подлинной чистоты становятся в большинстве своем циниками.
Даже музыкальная тема любви выдается режиссером экономными порциями на протяжении всего спектакля, чтобы в финале разразиться на всю мощь.
Слева по авансцене стоит предмет, цену которому знают все влюбленные, скамейка. На скамейке - Роберт и Пат.
Волчек: Саш, возьми ее руку, так, проведи по глазам. Нет, лучше не по глазам, по всему лицу води. Так. Целуй руку. Дальше...
Дальше, естественно, следует поцелуй. Пауза. И в этот момент Волчек встает. Решительно идет к сцене, зовет артиста. Что-то шепчет ему на ухо, судя по энергичной жестикуляции, - что-то страстное или крепкое. Возвращается к столику. Закуривает. Что же она ему такое сказала? Но почему-то именно после режиссерского инструктажа все переменилось. В этот момент в воздухе пронеслось нечто незримое и беззвучно грянуло. Даже тишина стала особой. Поцелуй вышел ошеломляющий. И все слова - его и ее - зазвучали по-другому. То же самое, но только по-другому.
- Чулпан, - спросила я артистку, - когда поцелуй не формальный, а настоящий, это имеет значение?
- Конечно, имеет. Тогда есть толчок, возбуждение.
- А кто возбуждается - Чулпан Хаматова или Пат?
- Обе, наверное. Физика моя, а голова и мысли Пат.
А партнер ее так и не признался, что сказала ему Волчек. Отделался туманной фразой: 'Это раскрепощает'. К каким только способам не прибегает режиссер, чтобы достать или даже выбить из актера любовь. Уговоры, крики, копание в мужской и женской психологии, провокации... Правда, на этот раз 'Три товарища' обошлись без по-следнего. Хотя Галина Борисовна помнит, как однажды, чтобы вызвать состояние шока у артиста, она выставила бестолкового за дверь, быстро разделась до комбинации и крикнула: 'Входи'. Он вошел и со словами: 'Ой, извините' - вылетел пулей.
Роберт: ...У меня есть недостатки, и я всего-навсего шофер такси, но вообще-то...
Пат: Вообще-то ты самый любимый на свете пьянчужка (обнимает его, целует).
В этот момент Чулпан, легкомысленно полулежа в кресле, набрасывает покрывало на себя и Роберта. Из-под клетчатого пледа слышно хихиканье. Две ножки в здоровенных носках из шерсти трогательно свешиваются с ручки кресла то ли женские, то ли детские.
Волчек: Вот, а теперь, Чулпан, положи ему голову на плечо. По-детски, а не 'сексувально', как говорит Виктюк.
IV
Кстати, о сексе. Впрочем, о сценическом сексе нельзя говорить 'кстати', так как это - дело серьезное. Причем секс - не страстный поцелуй, объятия и раздевания с имитацией полового акта. Это обаяние пола - мужского и женского под которое попадает зал. Это когда совсем независимо от артиста все окрашивается чувственным, сексуальным светом. Даже непонятно за счет чего: из-за трещинки ли в голосе, кошачьей пластики, особого поворота головы или, как говорил Карамазов-отец, из-за ямочки под коленкой у Грушеньки. Обаяние пола, сексапильность актера - это не выдумка, а факт, имеющий массу подтверждений.
Только сугубо социальный репертуар советского театра и косность чиновников не позволили стать официально признанными секс-символами тем актрисам, которые вполне заслуживают этого почетного звания. Но негласно сексапильность признавалась за первой красавицей ленинградской сцены Натальей Теняковой, Зинаидой Шарко, по прозвищу 'самые красивые ножки Ленинграда'. Волна секса буквально накатывала с экрана, когда на нем появлялась чувственная, шикарная Алла Ларионова.
Татьяна Лаврова, Наталья Гундарева, Валентина Малявина, Маргарита Терехова, Марина Неелова, Елена Коренева... У каждой из них был свой особый шарм и привкус сексуальности. Скажем, у Лавровой - интеллектуальный, а Неелова несла обаяние 'анфан терибль' - ужасного ребенка.
Сейчас, когда секс стал легальным двигателем карьеры и двигателем вообще, немногие актрисы могут похвастаться сексуальной манкостью. Бесспорным секс-символом в Питере считается Татьяна Кузнецова - томная актриса из Театра им. Комиссаржевской. В Москве явного лидера среди молодых нет, хотя сильное чувственное обаяние ощущается в Елене Яковлевой, Евгении Крюковой, Марии Ароновой, Ольге Дроздовой, Марии Мироновой и Чулпан Хаматовой, в этой женщине-ребенке с грустными глазами и припухшими губами.
V
'Современник'.
'Три товарища' добрели до моря. То есть Роберт вывез Пат на отдых, для чего слева на сцене установили здоровенную кровать. И под истеричный крик чаек из динамиков ее долго двигают так, чтобы влюбленных хорошо было видно с крайних кресел.
Волчек: Стоп. А почему Роберт ее расхотел? Это надо как-то отыграть.
Под ее командами отыгрывают все - крик кукушки, совравшей Пат про долгую жизнь. Кровать, на которой у Пат вскоре горлом хлынет кровь...
Роберт: Если бы ты была просто нормальной женщиной, я не мог бы тебя любить.
Пат: А вообще-то ты можешь любить?
Роберт: Ничего себе вопросик на ночь...
В этот момент Волчек с улыбкой смотрит на сцену и шевелит губами.
- Вот смотри, - шепчет она, - когда он обнял ее колени и провел по ним тыльной стороной ладоней, то получилось трогательнее. Чувствуешь разницу?
- Галина Борисовна, а вы-то сами что чувствуете в этот момент? Проигрываете ситуацию? - спрашиваю ее.
- Проигрываю все. И поцелуй тоже. Пытаюсь впрыгнуть в их состояние.
- Уточните, в чье именно: Пат или Роберта?
- Тут многое соединяется. С одной стороны, моя эмоциональная память мне подсказывает, а с другой - профессиональное чутье, что нужно делать: поцеловать ей глаза или руку. Впрочем, процесс непростой и на составные не раскладывается.
Как же не раскладывается, когда любовь, нематериальную сущность которой толком никто объяснить не может, выверяется чуть ли не с логарифмической линейкой?
Спрашиваю любовников из 'Трех товарищей':
- Вы верите в такую любовь, как в романе?
Чулпан Хаматова:
- Безусловно верю. Но я ничего подобного в жизни не испытывала. Не знаю, как бы с этим справилась. Даже не могу представить ситуацию, когда любви подчинено все. В жизни я более труслива, и, наверное, более холодна.
Для Александра Хованского это вообще не вопрос:
- Я полюбил даже медсестру, которая в больнице приходила делать мне уколы. Живу по принципу - в любви или все или ничего.
Не признающий в любви полутонов, акварели и пастели (не путать с постелью), Хованский убедился тем не менее в том, что не всякая женщина желает безумства в любви.
- А ты?
